- Будьте покойны, папаша, мы уйдём; мы - вольные люди, нам в одной деревне не усидеть. Но ежели вам дровец наколоть, либо кузнечный горн мехом раздуть, мы от всей души помочь готовы.
Тут Лиза заплакала горючими слезами, закричала, что не отпустит медведя. Она боялась, как бы страшилище его не обидело…
Но ничего не вышло. Кузнец сказал, что не может он медведя кормить, на семью-то еле-еле хватает! Дров он наколет сам, а в кузнеце всё равно никакой работы нету.
Кубула с Кубой Кубикулой поклонились и дальше пошли. В дороге всякое с ними бывало. Да бродячий народ к этому привычный. Куба Кубикула нет-нет да уши себе тереть начинал, чтоб не отморозить, а Кубула в шубке своей и думать забыл, что зима-то. А насчёт того, легко ли было идти, - так дорога хорошая была. Шла она лесом густым, вдоль логов да оврагов. Шла по сугробам, через замёрзший ручей и бурелом, подымаясь высоко и опускаясь глубоко. Подымалась и опускалась дорога, и всюду, где опускалась она, медведь на задочке съезжал, гикая на весь лес. Шерсть вся в снегу. Ах, это его любимый цвет! Благодать, да и только - ну лучше некуда! Пустая голова - я об заклад побиться готов - начисто забыл про Барбуху! И ни разу небось изменщику о Лизаньке не взгрустнулось.
А откуда вы знаете, что он и её забыл? Что проказничает-то? Да все ребятишки всегда так. У Кубулы на сердце печаль, да не знает он, что это за печаль такая. Не знает, что такое тоска, и не умеет назвать по именам всякие эти мороки, что на больших находят.
Как только они остановились отдохнуть, подошёл мед-ведик к Кубе Кубикуле и говорит:
- Куба Кубикула, со мной что-то страшное делается. Объясни мне, что такое? В брюшке моём голос слышится: ничего не говорит, а только кличет. Что это?
- Это то, - Кубула в ответ, - что ты какую-нибудь птичку съел и за это поплатишься. Съел ведь, сознайся?
Медведь головой затряс и подумал, что ничего-то Куба не понимает. Он так бы ему и сказал, но тут как раз подошли они к отличной ледяной дорожке, и Кубуле как было не разбежаться, чтоб по ней хорошенько проехаться!
Пошли дальше. Кубула шёл повесив голову. Возле тропинки - весёлые заячьи следы. Медведь - ни гугу.
Идут дальше - встретили белку. Медведь опять ни гугу.
- Честное слово, - сказал Куба, - Кузнецовы дети тебя подменили. Ты ведь с белками всегда дружбу водил.
Тут Кубула провёл лапкой по лбу и задумался.
- Это верно, - сказал он, помолчав. - Лизанька была с нами очень ласкова. Куба Кубикула, мне хочется опять к Лизаньке…
И стал тут медведь хныкать, повторяя эту просьбу так часто, что медвежатник рассердился:
- Экий ты бестолковый! Кузнец - человек бедный. Не стыдно тебе было бы каждый день ужин его съедать? Так, братец мой, не годится. Мы должны сами себе на пропитание зарабатывать.
Но попробуйте уговорить мальчишку малого, когда он что нибудь себе в голову забрал: терпенье лопнет!
Кубула тянул своё, ни на минуту не переставая. Тогда Куба Кубикула стал Барбуху звать. Он думал просто в шутку, ан - не успел это имя вымолвить, Барбуха тут как тут: выскочил из чащи и прямо к ним.
- Это хорошо, - говорит, - что ты меня окликнул. А то я в этом окаянном лесу совсем заплутался. Вы мне больно плохие ноги сделали, по такой дороге с ними просто беда.
- Ого! Хороший разговор, нечего сказать, - говорит Куба Кубикула. - Так это, выходит, мы тебе ноги сделали? Никаких ног мы не делали! Каждый приходит на свет со своими ногами. При чём тут мы?
Но Барбуха не уступает.
- А как же! Кто меня на свет произвёл, кто мне вот эту осиную голову пристроил, и этот хвост безобразный, и эти дурацкие когти? Вы, вы, вы! Пропасти на вас нету, растяпы! Зачем берётесь, коль не умеете? Что это за топтыги? А вот это шубой называется? Господи боже, мне страшно - того и гляди, разорвётся!
Медведь с медвежатником переглянулись, ничего понять не могут. Подумали, страшилище спятило.
- Что ты мелешь?! - сказал Кубула. - Мы и не думали тебя делать. Я, по крайней мере, нисколечко по тебе не скучал.
Но медведь с медвежатником ошибались, а прав был Барбуха.
Как завёл тогда Куба речь о медведином привидении, протянулась от его мысли тоненькая ниточка, медведь послушал и забоялся. Пока он так боялся, от его шубки пар шёл. Этот пар был страх. И что же, милые вы мои, случилось? Нитка Кубова рассказа сама собой оплела комок страха, и то на нём затянется, то опять ослабнем, - сгустила таким путём тот туман, из которого в конце концов Барбуха родился. И вот он сам перед вами. Глаза пучит, хоботок высовывает, жала выпускает.
- А ведь верно! - сказал Кубикула. - Это мы урода такого выдумали.