Рашид на своих кривоватых, крепких ногах ловко сновал по трапу, неся на загорбке то тюк душистого кофе, то плотно скатанный рулон английской шерсти, то коробки с китайским чаем, то корзины с апельсинами и лимонами, тмином или цикорием. В облаке этих ароматных запахов являлся домой. Прончищев сразу догадывался, чем занимался вестовой в свободные свои часы.
— Кофе разгружал?
Рашид сознавался:
— Маленько. Вот кулек. Голландец подарил.
По утрам вестовой приносил Василию чашечку кофе — «напиток в забаву прихотливым», как говорили тогда.
Рашид скорее не копил заработанные монеты, а коллекционировал их — такие они были разные и необычные. Придет время, прикидывал Рашид, куплю барину к свадьбе подарок. Например, английский градшток. Или компасные часы. А останутся денежки — гишпанские бусы для невесты.
Вот с невестой, правда, были нелады.
Василий Васильевич перестал ездить в Санкт-Петербург, не писал, как раньше, Татьяне Кондыревой.
«Получил отказ», — огорчался вестовой. Он хорошо помнил эту девчонку, Венеру-Фанеру. Надо же, какая стала гордая!
А мичман горевал. Это по всему было видно. Запрещал Рашиду вспоминать о Тане, произносить ее имя.
Рашид жалел барина, пытался угадать малейшее его желание. Василий Васильевич едва помнет в пальцах сигарку, Рашид стучит огнивом об осколок кремня. Щи всегда наваристы — барин щи любит! Гречневая каша пыхтит в котелке — живая каша, и все.
Из всех друзей Прончищева более всего приглянулся Рашиду Челюскин. У, рыжий! А ручищи — ой-ей-ей. Не дай бог, прихватит — ведмедь.
Рашид и ему зажженный фитилек к сигаре поднесет, и воды в тазике подаст помыться, и платье вычистит…
— Вестовой тебе достался, Василий. Такой… только вести добрые должен приносить.
— С детства растил. В детских моих играх был первый забавщик.
«Забавщиком» и прозвал Челюскин вестового.
Прончищев только дома такой веселый. В школе — строг, аки зверь. Рашид видел, как слушают его ученики. Бровью поведет — глазами поедают. Ну, уж мичман их допекает: «А как в море на якорь стать?» Рашид усвоил — смотря по течению. Ежели течение, скажем, ост и вест, то и якоря ставь ост и вест. Вот так.
Иногда барин задерживается. Рашид несет в школу обед.
— До вечера свободен. Иди.
Не только в гавань — еще путь проторил на острове вестовой. К боцмановой дочери — Катюшке.
Катюшка радости не скрывает:
— Рашид Махметыч, милости просим.
— Уж простите, Катюшка, что не звано.
— Что нам званые, лишь бы жданые.
На столе самовар, теплые калачи.
Хороша жизнь на Котлине!
Рашид вприкуску прихлебывает чаек.
— А как вы полагаете, Катюшка, — спрашивает Рашид, — как на двух якорях стать кораблю на море?
— Нам это неведомо.
Девушка игриво интересуется:
— А каково же течение?
— Наше течение бурное. Нет ему укороту.
— Что вы такое говорите, Рашид Махметыч? Не утонуть бы.
— С ручками и ножками?
— И с головкой.
Хохочут.
— Барин ваш тоже весельчак?
— Мичман, — неопределенно говорит Рашид.
— Мичмана разве не бывают веселые?
— Печаль у него.
— Какая?
— Была у него одна девица, наша, калуцкая. Любовь у них была. Теперь — молчок.
— Другой полюбился?
— То нам не ведомо. Мается Василий Васильевич.
— Хороша ли барышня?
— Хороша. Против не скажу. Я ее сызмальства знаю. Талант ей даден. Рисует.
О каменный мол тяжко и гулко наваливается море. Оно просится в гавань.
Рашид вздыхает:
— Неверные вы, девицы…
— Вам что жаловаться?
— Я не за себя. За мужеский род.
— А мужеский род — так ли он верен?
— Смотря по течению.
Катюшке нравится намеками и полунамеками вести разговор о сердечных влечениях. Ей обидно за мичмана, у которого любовная печаль.
— Барышня-то богатая?
— В том и дело. Деревень не счесть.
— А у барина?
— Что у барина? Его отец иной раз сам за бороной идет. Хоть и дворянского рода. Кавалер Полтавы!
Рашид покрутил в пальцах голландскую сигару — третьего дня табак разгружал, — запалил фитилек.
Катюшка улыбнулась:
— Вишь, какой огонек высекли. А богатство с бедностью, Рашид Махметыч, не стыкуются.
Рашид поразился умному замечанию боцмановой дочери.