Что же за мучение — любовь неразделенная…
Приказал себе: забыть!
Не забывается. Слаб я, видно, душой. А куда идти вознамерился!
Пришел Челюскин. Приблизился, по плечу хлопнул: «Святой писец».
Ничего не говоря, погрустил со мною. Он все видит. Как я ему благодарен! Мы с ним пятнадцать лет вместе. Быстро время летит. Ах, скорее бы в дорогу! Март теперь все ближе. Надеюсь, путешествие развеет мои печали, столь недостойные лейтенантского военного звания.
Имел беседу с нашим капитан-командором. Берингу скоро полвека, но тому поверить невозможно. Деятелен, полон жизненного заряда. Хорош, добродетелен и ровен с людьми самого скромного звания. Это есть первое достоинство человека.
Беринг изволил самолично знакомиться с некоторыми членами моей еще неполной команды. Чинил дельные вопросы. Остался, кажется, доволен.
В разговоре с Беекманом был особенно дотошен. Проявил завидные знания не только в ремесле лекарском, но и аптекарском. Бедный немец, смутившийся проницательного взгляда начальника экспедиции, как школяр, перечислял мази, масла, порошки, эликсиры и бальзамы. Беринг спрашивал: «А эссенции какие?» Меня это, признаться, рассмешило. Беекман перечислил эссенции. Назвал полынные, крепительные, нашатырные. Беринг слушал. Что же сказать в заключение? «Господин лекарь, вы забыли назвать касторис».
Сотни всяческих вещей берем с собою. Он все в голове держит. Касторис не забыл. Что же удивительного в том, что Адмиралтейств-коллегия вторично выбрала его на столь высокую должность! Счастье, что судьба свела меня с ним. Можно ли было предположить такое в те годы, когда мы впервые познакомились у компасного мастера. Он пожелал нам с Семкой идти в учении радетельно от градуса к градусу. Как жизнь повернула… Сошлись наши градусы!
Мы с Берингом в этот раз долго говорили. Он отлично понимает все значение Таймыра. Пройти вдоль него, выяснить, что собою представляет, уже есть во многом разгадка северного пути. Он сказал: «Тяжко тебе будет, Прончищев». Кто в том сомневается? Но речь постепенно пошла не только о тяготах, вполне понятных в предстоящем путешествии. Беринг говорил, что по берегам Лены, далее по побережью моря придется встретиться с обитающими в тамошних краях народами. «И народы открывать — тоже ваше дело» — так было сказано мне. И предупредил: туземцам не чинить никаких препятствий, быть к ним добрыми. И не под опасением военного суда, но по пониманию чести русского человека. Как он умно сказал: «То есть милость всякого путешественника, желающего открыть новые земли и берега». Сам он, будучи в 1-й экспедиции, оставил якутам семена пшеницы и овса. И этим премного доволен.
Руководя всеми отрядами экспедиции, Беринг должен пойти на судне в сторону американского материка. «Я найду этих кыхмыльцев», — сказал он мне. Оказывается, так чукчи называют обитателей большой земли к востоку от Чукотки — Америки. Саму же Америку чукчи зовут Кыымыком.
Многие командиры отправляются с женами. Беринг берет с собою племянника, совсем юношу, «для морского осведомления». С радостью узнал: штюрманом при нем будет Свен Ваксель, швед. Он берет с собою моего юного друга Лоренца.
Команда будущего «Якутска» полностью укомплектована. Адмиралтейств-коллегия оказывает нам всевозможную помощь. Обер-секретарь Кирилов, президент коллегии адмирал Головин к нашим просьбам относятся со всем вниманием.
Скоро март.
Не могу в себя прийти.
Вот событие, от которого голова закружилась.
Не знаю, какими путями Таня узнала подворье, где собирается наша экспедиция. В четвертом часу пополудни Лушка-комарница отыскала моего Рашида и вручила записку. Завтра в семь ноль-ноль вечера мне назначено быть в Летнем саду у статуи «Милосердие».
Я увижу ее. Счастье тут же сменилось тревогой. Что изменит теперь эта встреча? Мои паруса распущены. Невозможно на что-то надеяться. В теперешнем моем положении… как совместить любовь и долг?
Но что с того? Увидеть! Запечатлеть любимые черты.
Таня. Начертание этого имени уже приводит кровь в волнение.
Пишу во втором часу пополуночи.
Завтра. Нет, уже сегодня.