Еще раз повторяем. Все вышеизложенное — азы. Однако же, как известно, все новое есть только основательно забытое старое. Давайте вспоминать и восстанавливать. Только искоренение некомпетентности и келейности, привлечение к издательскому делу самого широкого круга широко (и по-разному) мыслящих профессионалов-литераторов, самая щедрая гласность хотя бы в пределах писательской общественности, — вот гарантия того, что вкусовщина и групповщина будут ликвидированы и на месте нынешнего болота в «Молодой гвардии» вновь выстроится сверкающее здание советской фантастики. Репино
СЛОВО ПИСАТЕЛЕЙ
Есть идеал — коммунистическое человечество; вот с этих позиций и надо пером вытаскивать из всех щелей сегодняшнюю дрянь. И не удивляться ее шипению, а то и укусам. Ведь если советские фантасты будут искать спокойных бережков над речкой, у общества одним гребцом станет меньше. А этого быть не должно.
Мы рады, что «Книжное обозрение» свой специальный выпуск посвящает фантастике. Нам представляется это и своевременным, и симптоматичным.
Тридцать лет назад мы написали свою первую статью о положении в советской фантастике. Она не была напечатана, и слава богу, ибо читать ее сегодня было бы, наверное, и странно, и неловко.
То было время, когда девяносто пять процентов издательских работников и литературоведов искренне полагали, будто фантастика — это такая специальная научно-популярная литература для подростков. И что характерно — большая часть писателей-фантастов понимала фантастику так же. Издательства выпускали в год не более полдюжины названий — главным образом переиздания классиков (Жюль Верн, Г. Уэллс, А. Беляев), а писательский актив составляли авторы, имена которых сегодня помнят только специалисты да коллекционеры.
Впрочем, любителей фантастики было много уже и тогда, но никто из них не слыхал в те времена имен А. Днепрова, Е. Войскунского и И. Лукодьянова, С. Гансовского, И. Варшавского, В. Савченко, М. Емцева и Е. Парнова, Д. Биленкина, В. Михайлова, Кира Булычева. Михаила Булгакова знали только библиофилы. А. Азимова, Р. Брэдбери, С. Лема — только те, кто читал по-английски и по-польски. Р. Шекли, К. Воннегута, С. Кинга — вообще никто.
Как видите, кое-что все-таки переменилось за эти тридцать лет. Появились новые имена, наша фантастика пережила небывалый взлет 60-х и сокрушительный разгром в 70-х. Престиж ее внутри нашей страны и за рубежом неизмеримо вырос. Заявили о себе специалисты-теоретики этого вида литературы. Фантастика пришла в кинематограф.
И в то же время количество проблем не уменьшилось, а вроде бы даже возросло.
Казалось бы, названий литературной фантастики, издаваемой ежегодно, не так уж и мало, но ХОРОШАЯ фантастика по-прежнему остается дефицитом.
Казалось бы, авторский актив увеличился на порядок, но буквально десятки талантливых авторов пробиться к читателю так и не могут.
Казалось бы, уже и сами инстанции, от которых зависит издание высококачественной фантастики, на словах признали роль и важность этого вида литературы, но на практике не делают ничего для его успешного развития, а зачастую попросту мешают этому развитию.
И сегодня, как и тридцать лет назад, приходится объяснять, убеждать и ругаться.
ТРИ КИТА
Что внушает оптимизм? Вопрос для целой книги. Скажем только, что все решится в ближайшие год-два. Если перестройка не изменит своему поступательному движению, то хорошо будет не только в недалеком будущем, но и в следующем веке. Фантазии вообще больше присущи молодым. Нас же порой «вынуждает» на то профессия. Хотя мы всегда считали, что прогнозирование не есть задача фантастики и, если фантастам что-то удавалось угадать, то это, как правило, случайность. О будущем, особенно в наше время, нужно не фантазировать — его надо рассчитывать. Угадать его просто невозможно. Реальность окажется все равно невероятнее.
Разум и нравственность отвоевывают позицию за позицией: недавние события — подписание Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности — мощное тому подтверждение.
Мы все успешно учимся говорить и слышать правду, хорошо бы на основе этого энергичнее переходить к делу, действию, поступкам. В искусстве пока еще положение весьма типичное. Есть творцы, а есть потребители. Творцы, соответственно, творят, но вот потребители не всегда получают их произведения. Сложности существуют с передаточным механизмом. У литераторов — это издатели, а в кино — кинофикаторы. Надо, наверное, поменять механизм.
Мы верим в фантастические возможности человека. К тому же мы оба большие оптимисты. А поскольку пессимисты в наше время не доживают до старости, то из нас самый большой оптимист — Аркадий, как старший брат.
Хотелось бы пожелать всем крепкого здоровья, что всегда необходимо. А еще радостной и счастливой личной жизни, которая покоится на «трех китах» — дружбе, любви и работе.
Что внушает пессимизм? Иногда ряды противников перестройки, вольных или, что еще хуже, невольных, кажутся несокрушимыми. Ужасаешься при мысли о том, какую же работу надо сделать, чтобы перестройка давала свои плоды. Огромные массы людей еще остаются на своих позициях, как будто ждут команду: «Все назад». Вот это пусть останется в области их фантазий.
КУДА Ж НАМ ПЛЫТЬ?
Вопросы без ответов
Кажется, Марк Твен сказал: «Девятнадцатый век отличается от двадцатого, главным образом, тем, что в девятнадцатом слова оптимист и дурак не были синонимами». Двадцатый век приучил нас к тому, что сбываются только мрачные пророчества, а ошибки в прогнозах происходят лишь в дурную сторону.
Впрочем, может быть, так было всегда? Не случайно же возник «основной парадокс футурогностики»: все хотят знать будущее, но никто не хочет знать правды о будущем.
Лет пятнадцать назад мы впервые задумались над вопросом: возможно ли стабильное общество, в котором высокий уровень благосостояния сочетается с полным отсутствием свободы слова и мнений. Нам представлялось тогда, что наше общество движется именно в этом направлении — во всяком случае, с инакомыслием у нас уже было покончено, а достижение благосостояния казалось делом техники (как в переносном, так и в прямом смысле этого выражения).
Безусловно, такое состояние общества выглядело бы идеальным с точки зрения любой Административно-Командной Системы (АКС).
Самые широкие народные массы материально полностью ублаготворены: научно-технический прогресс денно и нощно поддерживает достигнутый материальный уровень и, более того, всячески норовит его повысить: хорошо оплачиваемые деятели литературы, кино, театра и прочей культуры воспевают существующий порядок и развлекают почтеннейшую публику высоконравственными притчами, поучительными историями и точно выверенными по глубине экскурсами в прозрачные рощи души Нового Человека… Господи, да это же Эдем — в натуральную величину и притом рукотворный, созданный по мановению и благодаря АКС! Всякий инакомыслящий, всякий противник существующего порядка вещей, всякий критик АКС выглядит в этой системе попросту чучелом гороховым, он, собственно, даже не опасен, он смешон.
Мы до сих пор толком не понимаем, почему, но такой мир, видимо, невозможен. Во всяком случае, ни одной АКС в истории человечества создать такой мир не удалось ни в античные времена, ни в эпоху НТР.
Любопытно знать, как отнесся бы к такому устройству мира Томас Мор? Или Фрэнсис Бэкон? Сочли бы они такое устройство общества утопическим? С точки зрения Герберта Уэллса, это — типичная антиутопия. С точки зрения Карела Чапека или Евгения Замятина — тоже. А с точки зрения Кампанеллы?
Представления о том, каким мир должен быть, а каким не должен, в каком мире хочется жить, а в каком — страшно, к чему человечеству надобно стремиться, а от чего бежать, — представления эти меняются от эпохи к эпохе разительно, диаметрально, так что кажется иногда, что добро и зло в представлении человека способны меняться местами.