Всех настойчивее от Куйбышева полного ответа требует самарская старожилка Прасковья Сергеевна. Домоправительница и няня сына Владимира — человека уже пятнадцатимесячного! Валериан Владимирович отшучивается. Старушка сердится. «Которые родители правильного понятия, прости господи, не имеют, встревать не должны… Терпения моего больше нету! Забираю малое дитятко… Соскучитесь, милости просим! Дорога не дальняя по Самарке вниз до первой рыбацкой слободы… Уши закрыла — не говори напрасно!»
Ни-ни, не уступайте, Прасковья Сергеевна! Торопитесь, увозите мальчика. Забирайте тезку свою — Прасковью Афанасьевну, молодую мамашу. Пользуйтесь, пока есть время короткое. По соседству, в Пензе, уже началось…
Член военного триумвирата белочешского корпуса Гайда по захваченному телеграфу Транссибирской магистрали: «Всякие переговоры с большевиками или заключение с ними мира полностью исключаются, между ними и нами — бой не на жизнь, а на смерть. Мы обязаны любой ценой уничтожить большевиков».
Корпус называют мятежным и проданным тоже. Он поставил убийц и мучеников в одночасье. Дал ландскнехтов, схвативших Советскую власть за горло. Капитанов и поручиков, за подлость исключительную немедля возведенных в генералы. Корпус дал красногвардейцев, безгранично мужественных. Интернационалистов безупречных, агитаторов большевистских.
По времени синхронно. На исходе февраля восемнадцатого года Бенеш, «национальный лидер» по значению второй, сообщал первому — Масарику: «Французским миссиям в России дано указание советовать всем чехословацким пленным вступать в корпус и ждать удобного момента для военного выступления в России». Тогда же, в последние дни февраля, в Киеве, на Фундуклеевской улице, 51, начал свою деятельность штаб «единого чешского отряда Красной гвардии». Тысяча солдат, уведенных из корпуса Владиславом Петрасом и Йозефом Седларжем.
В мае восемнадцатого по проводам Транссибирской несется: «Всем эшелонам чехословаков. Приказываю по возможности сейчас же наступать… Советскую власть арестовывать! Гайда».
Двадцать восьмого числа захвачена Пенза. Утомленный многочасовым боем командующий мятежниками Че-чек укладывается спать. Понятливый адъютант гонит прочь добивающегося аудиенции некоего Брушвита. Запыленного, суетливого господина. Тот назойливо сует визитную карточку с золотым обрезом. Что-то не очень понятное: «Член Российского Учредительного Собрания».
После шумной перебранки незваного гостя вводят в салон.
Чечек с прямотой армейского поручика — погоны полковника ему доставят в Самару в июне, эполеты генерала в июле, когда провозгласят главнокомандующим всех войск «Народной армии», а также казаков оренбургских и уральских:
— Господин, вы хотите у нас служить?
Брушвит, предпочитая не обижаться:
— Все мы служим одной повелительнице. Ее величеству Свободе!.. Наш дорогой друг генерал Лавернь из французской военной миссии…
Волшебный ключ повернут. Чечек достаточно хорошо знает фамилию патрона и содержателя корпуса. Кто платит, тот и музыку заказывает.
— О, господин депутат очень военный… я хотел говорить, очень храброватый человек! Пускается в вояж, когда громко стреляют пушки…
— Единственно в высоких целях служения Учредительному собранию… Депутаты от партии эсеров в знак стремления к гармоническому сотрудничеству уполномочили меня вручить высшему представителю чешского освободительного войска… э… план обороны Самары, дислокацию красных, пункты сосредоточения офицерских групп полковника Галкина, объекты, взорвать которые берут на себя эсеры… Головы своей не жалел!..
— Я сказал, господин депутат очень храброватый человек. Надо вас знакомить с начальником разведки!
Эшелоны катят от Пензы на восток. К губернии Самарской. Солдатам объявлена депеша Троцкого. Бездумно, безответственно доверенная железнодорожной телеграфной линии, еще семнадцатого мая прибранной к рукам чехословацким командованием. Троцкому угодно, чтобы каждый чехословак, который будет найден вооруженным на железной дороге или при проверке эшелонов, был тут же расстрелян. Без всякого суда.
Не военная телеграмма — бесценная услуга! Вполне достаточная, чтобы убедить легионеров: пути к мирному соглашению с Советским правительством уже нет. Сам господин Троцкий… А издания московские, самарские в эшелоны не допускаются. Прочесть нельзя, что Ленин выступал перед чешскими интернационалистами. Дважды и трижды напоминал: солдаты корпуса — люди заблуждающиеся, политически малосознательные. Долгое время они находились под односторонним, пагубным влиянием. Теперь действовать следует чрезвычайно тактично, избегать преждевременных угроз. Всячески стремиться покончить с мятежом путем добровольного разоружения.
В ночь на тридцать первое мая сдалась Сызрань. В Самаре «Воззвание» Куйбышева. Председателя ревкома и начальника оперативного штаба. «Все к оружию!»
Первое июня. Чехословаки распространяются по правому берегу Волги.
Генерал Лавернь доносит высокому начальству в Париж: «Присутствие вооруженных чехов в важнейших пунктах… позволяет заключить, что момент для интервенции избран чрезвычайно удачно».
Второе июня. Вокруг Самары строят укрепления. Открыта запись в латышский революционный батальон. Чехословацкие коммунисты отправляют делегацию в корпус.
Третье июня. Идет бой под станцией Липяги. В городе слышны орудийные выстрелы. Еще сто пятьдесят интернационалистов отдают себя в распоряжение оперативного штаба. На подходе отряд моряков.
Четвертое июня. Под Липягами бой проигран. Около двух тысяч убитых красногвардейцев. Погиб командующий Кадомцев.
Коллективный демарш дипломатических представителей Франции, Великобритании, Америки и Италии: «Державы Антанты, рассматривающие чехословаков как союзную армию, будут расценивать их разоружение или плохое обращение с ними как враждебный акт по отношению Антанты, продиктованный немецким влиянием».
Шестое июня. Чехословаки бомбардируют город. Население перебирается с берега Самарки в северную часть города. От пристаней отваливает пароход за пароходом. Вывезен золотой запас, хранившийся в Самаре.
Седьмое июня. Шрапнель рвется на центральных улицах. Горит элеватор. Перестрелка и рукопашные бои рабочих дружин металлистов и кожевников со скрывавшимися в городе офицерами. Ночью чехословаки захватывают железнодорожный мост через Самарку.
Восьмое июня. Уличные бои. Полыхает мельница Соколова. Горят нефтяные баки. Последним держится клуб коммунистов.
«Мне едва удалось уйти из Самары, — расскажет впоследствии Куйбышев. — Меня обстреливали из пулемета. Меня хотели схватить разъяренные обыватели. Рядом со мной рвались снаряды чехов. Уйти все-таки удалось. Я ушел не один, ушел с руководящей группой большевиков».
Сняты сходни. Выбраны швартовы. Между пристанью и пароходом «София» разливается Волга. Полоска. Полоса.
Отталкивается Куйбышев от берега туго стянутой пружиной. На палубе распрямляется. Десятки рук навстречу.
С верхнего мостика долго — покуда до плеса пароход против течения плицами шлепает, подымается — видно буйство огня. Горит, истекает кровью Самара. Опускает голову Валериан Владимирович. Топит пальцы в лохматой шевелюре.
Должно быть, все еще перед глазами истерзанное, искромсанное тело Франциска Венцека. Едва ли в живых и жена Франциска Серафима Дерябина, губернский комиссар печати. Тяжело болела, температура ниже сорока не опускалась. Головы от подушки не оторвать. Не уйти Серафиме, не спрятаться…
Не больше надежды на новую встречу с Александром Масленниковым, с Павлом Вавиловым[23], друзьями многих лет. Все утро они бок о бок обороняли клуб коммунистов. Когда здание окружили, отрезали, защитники разбились на две группы. Те, кто с Куйбышевым, спустились по водосточной трубе на задний двор. Другие уходили переулком. Пытались уйти…
Пытался и новый товарищ, чех Ярослав Гашек[24]. Что с ним стало? Жив, пробился к своей дружине интернационалистов или пал от руки братьев единокровных? «Изменников» вроде Гашека они карают особенно жестоко.
23
Председатель Самарского городского Совета
24