Спустя пять дней Владимир Ильич командованию фронта, в те дни для Республики главного, — Восточного фронта: «Сейчас вся судьба революции стоит на о_д_н_о_й карте: быстрая победа над чехословаками на фронте Казань — Урал — Самара.
Все зависит от этого».
Падение Симбирска и шестого августа Казани — то самое, что врачи называют кризисом в болезни предельно тяжелой. Исход смертельный или начало быстрого выздоровления. Продвинется враг дальше, к Нижнему Новгороду, — откроется перед ним путь прямой, недалекий на Москву, Разовьет наступление на Вятку — сольются в один кулак дробящий мятежные чехи, белогвардейцы Каппеля, интервенты-англичане.
Температура больного у критической черты. Ртутному столбику дальше подыматься некуда. Если не сбить в ближайшие часы…
— Единственная возможность — оттянуть силы противника из-под Свияжска на наше направление, — обращается к Куйбышеву Тухачевский.
— Да, да, — охотно соглашается Валериан Владимирович. — Части Первой должны ввязаться в бой немедленно. Отдайте приказ!.. Победителей не судят, а побежденным терять нечего — голова на плечах одна…
Удары еще не очень мощные, не сокрушающие позиции белых на симбирском направлении. Противник бреши в состоянии прикрыть новыми подкреплениями — войсками, доставленными с плацдарма у Казани. Что стягивалось, сосредотачивалось две неполных недели назад для броска на Нижний, теперь на манер пожарных команд гоняют по срочным вызовам туда-сюда.
Решающие бои под Свияжском сходят на нет. Счет становится вроде бы ничейный. Каждая сторона на своих исходных позициях. Кто успеет раньше…
В августовский день предпоследний в Москве покушение на Ленина. Валериана Куйбышева страшная, горестная весть застает в дивизии, сердцу особенно дорогой, — 24-й стрелковой, сформированной из самарских рабочих отрядов Гая. Друга близкого Гая Гая. Не ошибка, не описка. Гай — имя, данное родителями. Гай — псевдоним, выбранный для себя шестнадцатилетним парнем, только-только приобщившимся к деятельности революционной, подпольной. Настоящая фамилия — Бжишкянц.
В германскую войну за поразительную храбрость Гай из рядовых произведен в офицеры. В Самару попал весной семнадцатого. Куйбышев сразу поручил ему заняться военным обучением рабочих дружин. С теми дружинами — потом они назывались сводными отрядами — Гай отстаивал Самару, прикрывал Сенгилей.
Дальнейшее в описании Валериана Куйбышева:
«Для нас было абсолютно бесспорно, что отряд Гая, бывший в районе Сенгилея, разбит, так как Симбирск был атакован с юга.
Прошел приблизительно месяц… Мы получаем сведения от разведки, что параллельно железной дороге движется какой-то большой отряд. Сообщение казалось преувеличенным: говорили о десятитысячном отряде со всеми видами оружия.
У нас начались лихорадочные приготовления к встрече противника. И вот однажды ночью меня и Тухачевского вызывают к прямому проводу со станции Майна. В этом еще не было ничего необыкновенного, так как чехи прочно не занимали этой станции, а лишь наведывались туда от поры до времени. Мы предположили, что наша разведка, заняв телеграф этой станции, хочет нам сообщить экстренные сведения. И телеграфная лента сообщает: у аппарата начальник отряда Гай. Мы с недоумением переглядываемся с Тухачевским.
— Кто у аппарата?
— У аппарата Тухачевский и Куйбышев.
— Дорогие товарищи, — продолжает станция Майна, — я скоро буду у вас.
Я прерываю разговор и прошу телеграфиста передать, что если с нами говорит действительно Гай, то пускай он чем-нибудь докажет, что он именно то лицо, за которое себя выдает. Он мог бы напомнить какие-нибудь обстоятельства, вместе пережитые, которые могли бы убедить меня, что я имею дело с Гаем, а не с противником, назвавшимся его именем для того, чтобы усыпить нашу бдительность.
Ответ был таков:
— Да что вы, товарищ Куйбышев, я Гай. Ну вот приезжайте сюда вместе с Тухачевским. Кстати, нам нужно обсудить очень много злободневных вопросов. Я, прорвавшись через фронт, потерял свои продовольственные обозы, требуется ваша помощь. Выезжайте, через пять-шесть часов будете здесь.
Дать какие-нибудь данные, которые могли бы убедить, что это Гай, он отказался, но весь тон беседы и темпераментность его разговора у меня уже не оставили почти никаких сомнений, что мы действительно имеем дело с Гаем, спасшимся чудом.
Мы с Тухачевским садимся на бронепоезд и мчимся к станции Майна. Встреча моя с Гаем была бурной и радостной. Мы обнимались, целовались, хохотали и долго не могли прийти в себя.
Оказалось, что противник, не давая решительного боя отряду Гая, обошел его с правого фланга и с сильной группой войск направился на Симбирск, считая, что с Гаем расправится после. Гай же искусными маневрами, в свою очередь, уклонялся от схваток там, где хотел этого противник, и наконец после одного кровопролитного боя прорвался через окружавшее его кольцо и вышел на станцию Майна. Все же сведения нашей разведки о передвижении какого-то отряда в нашем направлении относились к группе Гая. Вместо ожидаемого противника, обладающего всеми видами оружия, мы получили три тысячи бойцов. закаленных, дисциплинированных, стойких».
24-я стрелковая поднята по тревоге. Построена строгим четырехугольником.
— Товарищи! Экстренное воззвание ВЦИК ко всем Советам, всем армиям, всем, всем, всем честным людям! Несколько часов назад ранен Ленин! Состояние тяжелое… — политический комиссар армии с трудом переводит дыхание. — Владимир Ильич родился здесь на Волге, в оставленном нами Симбирске. Провел в нем свое детство и юношеские годы… Я думаю, что теперь самое время Симбирск нам отбить, — голос Куйбышева звонче. — И послать Ильичу целительную весть: «Товарищ Ленин, родной ваш город освобожден!»
«Даешь Симбирск!» — нарастает, несется по заволжской степи крик призывный.
На разъезде, мало кому известном, Пайгарма Тухачевский и Куйбышев ставят свои подписи под приказом № 07. «24-й стрелковой Железной дивизии к исходу дня двенадцатого сентября 1918 года овладеть Симбирском. На флангах отвлекающие бои вести дивизиям Пензенской и Инзенской».
Куйбышев — Свердлову седьмого сентября: «Наши части предприняли контратаку, которая была настолько стремительна, что враг бросился бежать в панике, понеся большие потери».
В тот же адрес одиннадцатого: «24-я дивизия с боем заняла ряд населенных пунктов на подступах к Симбирску. Захвачено много снаряжения, оружия».
Двенадцатого в два часа пополудни белочехи и офицерские полки Каппеля выброшены из Симбирска за Волгу. Еще не остывшие после штурма, в простреленных, изорванных гимнастерках, многие в бинтах с запекшейся кровью, бойцы 24-й составляют послание Ленину:
«Дорогой Владимир Ильич! Взятие Вашего родного города — это ответ на Вашу одну рану, а за вторую — будет Самара!»
Ильичу приходится ответ диктовать. Рука еще не слушается.
«Взятие Симбирска — моего родного города — есть самая целебная, самая лучшая повязка на мои раны. Я чувствую небывалый прилив бодрости и сил. Поздравляю красноармейцев с победой и от имени всех трудящихся благодарю за все их жертвы».
В ликующем Симбирске Валериана Владимировича настигает приказ Реввоенсовета Восточного фронта. «Куйбышеву В. В. вступить в исполнение обязанностей политкомиссара и члена Реввоенсовета 4-й армии». Сразу чувство смешанное — грусти и радости. Трудно, более чем трудно так нежданно, на ходу сказать «прощай». Мучительно расставаться с армией, во многих смыслах Первой[27]. Зато новое назначение сулит возможность вернуться освободителем в Самару. Город особенно дорогой.
С черной пятницы, восьмого июня, в Самаре чешский военный комендант Ребенда. При нем Комуч. Комитет членов Учредительного собрания — господин Брушвит и еще четверо эсеров-самозванцев. Также министры, дипломатическая служба. Свой посол в Америке, присяжный поверенный Лебедев. Эксперты, советники по развитию и охране демократии — пан Власак от мятежного корпуса, пан Вержбицкий от Польской Рады. Консулы Великобритании, США, Франции.
27
Рукою Михаила Тухачевского написано в январе тридцать пятого: «Громадный партийный авторитет, понимание военного дела, любовь к войскам… настойчивая воспитательная работа позволили Валериану Владимировичу добиться в 1-й армии раньше, чем во всех других армиях Восточного фронта, высокой боеспособности».