– У нас тут свой стол? Или можно садиться где захочешь? А они готовят пиццу пеперони? – вопросы сыпались быстрее, чем я могла на них ответить. Собственно говоря, я и не пыталась отвечать Антонии. Я просто взяла из стопки подносы для неё и для себя и поставила их на металлические стойки.
Теперь перед нами оставалось всего четверо учеников. На моём подносе сиротливо стояли раскисший гамбургер и тарелка с зеленоватой картошкой. Зловоние чистящего средства для пола и пригоревшего жира, скопившегося, наверное, с 1964 года, смешивалось с какими-то химическими запахами. От этих испарений начинал плавиться мозг – что вполне объясняло многие особенности нашей средней школы.
Антония всё ещё самозабвенно болтала то об одном, то о другом. Я решила, что, пока она не сопротивляется и послушно идёт, куда я веду, пусть трещит сколько хочет. Позже я найду какое-то объяснение тому, почему никто не садится вместе с нами, почему я не поднимаю глаз от подноса – только чтобы посмотреть на часы – и почему ни с кем не общаюсь.
«4576, 4576, один гамбургер, одна тарелка зелёной картошки, одна порция горошка, стакан молока, одна вилка, одна салфетка, ввести код, пройти к круглому столику, сесть, поесть, ждать, 4576, 4576…»
От нетерпения меня колотил озноб. Ещё пять минут, и мы сядем. Ещё тридцать семь минут, и обед закончится – иногда поесть удаётся, иногда нет. Если не удаётся, меня потом меньше мутит. Ещё девяносто четыре минуты – и закончится школьный день. Ещё двадцать пять минут – и за нами с шипением закроются двери автобуса. А потом через шестнадцать часов пытка начнётся снова.
Ой-ёй-ё-о-о-ой.
4576, 4576, 4576, 4576…
– Люси, Люси, Люси, – Антония опять пищала в полный голос и дёргала меня за рукав, – а какой из столов твой? Ну скажи мне! Где вы сидите с подругами?
– Подругами? – раздался голос из хвоста очереди. – Какими ещё подругами?
«Нет-нет-нет, пожалуйста, нет!» Не нужно оборачиваться, чтобы узнать шипение Мэдисон. А презрительное фырканье, сопровождавшее каждое ядовитое слово, наверняка издавали Эшли с Греттой. Я старалась не слушать, но слова всё равно достигали ушей и ввинчивались прямо в мозг.
– Кто же станет дружить с Тухлоединой? От неё воняет кошачьим дерьмом!
– Ой, Мэдди! Какая ты грубая!
– Какаа-а-ая грубая!
Я покосилась на Антонию: как она реагирует, – но ей было не до того. Что ж, тем лучше. Однако ледяные пальцы внутри не давали мне дышать, стискивая лёгкие.
«4576, 4576, 4576, пожалуйста, пожалуйста…»
– Но ведь это правда. Даже лупоглазая Тухлоедина-младшая воняет так же. Это потому, что кошки гадят на всё, что они подбирают на помойке.
– На помойке? Фу, гадость!
– Бэ!
«Заткнись, заткнись, 4576, 4576…»
Один человек до кассы. Мне нужно лишь набрать код кредитки, и всё закончится. Мэдисон с подпевалами всегда стараются занять место у длинного ряда окон, далеко-далеко от моего стола. И пусть оттуда обзывается сколько хочет. Мы ничего не услышим. Но ледяные пальцы продолжали усиливать хватку, пока я вообще не перестала дышать.
«4576, 4576, 4576, 4576…»
– Они так ужинают каждый вечер. Жрут кошачье дерьмо и закусывают крысиными головами.
– Ой, да ладно! Ты же шутишь! Или нет?
– Бу-э!
Наконец-то я оказалась перед кассой. Лоб прошило острой болью. Перед глазами потемнело. Мои трясущиеся пальцы замерли над клавишами.
«Ладно, ладно, 4576, 4576…»
Сердце замерло у меня в груди. «Погоди! Какие там цифры? То ли 456, то ли 47… какие там, какие там…»
– Да набери уже, – кассирша, какая-то незнакомая тётка с ярким макияжем, выглядела ужасно усталой. На весёленьком бейджике было написано: «Миссис Дадли».
У меня всё сильнее тряслись руки. А четыре цифры, которые я целый год набирала здесь каждый день, вылетели из головы.
– Набери их уже, – визгливо повторила Мэдисон. Двойняшки захихикали.
– Давай я? – предложила Антония. Она пролезла к кассе и стала тыкать во все кнопки подряд.
– А ну стой! – рявкнула миссис Дадли и грубо схватила Антонию за руку. – Из-за вас вся очередь стоит. Если забыла код своей кредитки, выкладывай три доллара и сорок пять центов.
– Не пойдёт! – выпалила Антония, вырываясь. – Не для нас! Мы вообще не платим. У нас бесплатный обед.
Миссис Дадли приподняла брови. По очереди прокатилась волна смешков. А ледяные пальцы внутри уже доползли до горла.
Когда мы переехали в Онига Вэлли, нас включили в программу бесплатного питания как семью с низким доходом. В ней состоял едва ли не каждый четвёртый ученик нашей школы. Но никто об этом не распространялся. Даже словом не смел обмолвиться. Потому что есть такие люди, которые будут рады испортить тебе жизнь, если узнают, что ты беден. Очень сильно испортить.