– Понял вас.
Ну что он мог понять? Уж точно не желание майора Шермана удалиться с большим желтым пакетом под мышкой так, чтобы вслед не поднимались брови и не морщились лбы.
Администратор назвал мне ненужный адрес.
Я положил ношу в багажник полицейской машины и поехал через город и пригород в северном направлении. Знал, что еду вдоль берега Зёйдерзе, но не видел воду за высокой водозащитной дамбой справа от дороги. Слева тоже не было ничего интересного: голландская сельщина никогда не ставила себе целью приводить туристов в восторг.
Я миновал указатель «Гейлер, 5 км», через несколько сотен ярдов свернул налево и вскоре затормозил на крошечной площади в деревушке, выглядевшей будто на открытке. На площади было почтовое здание, а рядом – телефонная будка. Там я оставил машину, заперев багажник и дверцы.
Вернувшись на трассу, я пересек ее и поднялся по травянистому склону на дамбу, чтобы посмотреть на Зёйдерзе. Свежий бриз овевал синие с белым воды под меркнущим солнцем, но в плане зрелищности этот участок водной поверхности ничего собой не представлял, поскольку окружающая его суша была так низка, что казалась не более чем плоской темной полосой на горизонте – там, где она вообще проглядывала. Монотонность этого пейзажа нарушал лишь клочок земли на северо-востоке, примерно в миле от берега.
Это был остров Гейлер, и он даже не был островом. Вернее, был до тех пор, пока некие доброхоты не протянули к нему от материка перемычку, чтобы приобщить островитян к благам цивилизации и туристическому бизнесу. Поверх земляной насыпи настелили асфальтовую дорогу.
Сам остров не заслуживал титула «достопримечательность». Он был таким низким и плоским, что казалось, через него перехлестнет мало-мальски приличная волна. Но эту плоскость оживляли россыпь сельских домиков, несколько больших, типично голландских амбаров и на западной, обращенной к материку стороне деревушка, расположившаяся вокруг мизерной бухточки. И конечно же, имелись каналы.
Вот и все, что можно было увидеть с того места, где я стоял.
Я вернулся на трассу, прошел по ней до остановки и сел на первый же автобус до Амстердама.
Поужинать решил пораньше, рассудив, что ночью наверняка будет не до еды, а все то, что в эту ночь преподнесет мне судьба, лучше принимать не на пустой желудок. Потом улегся спать, поскольку ночь предстояла еще и бессонная.
Дорожный будильник разбудил меня в половине первого, но я не почувствовал себя хоть сколько-нибудь отдохнувшим. Я тщательно нарядился: черный костюм, черная водолазка, черные парусиновые туфли на резиновой подошве и черная парусиновая куртка. Пистолет я завернул в клеенчатый пакет на молнии и засунул в наплечную кобуру. В такой же пакет уложил две запасные обоймы и спрятал их в застегивающемся кармане куртки. С тоской взглянул на бутылку шотландского, стоявшую на буфете, и решил воздержаться.
Из отеля выбрался по пожарной лестнице – это уже вошло в привычку. Улица внизу оказалась безлюдна, и я убедился, что никто за мной не следит. Да и не было в слежке необходимости, ведь те, кто желал мне зла, прекрасно знали, куда я направляюсь и где меня можно будет найти. А я знал, что они знают. И надеялся, что они не знают, что я знаю.
Я предпочел идти пешком, потому что машину оставил далеко, а на амстердамские такси у меня развилась аллергия. Улицы были пусты – во всяком случае, те, по которым я проложил маршрут. Город казался очень тихим и мирным.
Я добрался до портового района, сориентировался и пошел дальше. И вот я в густой тени складской постройки. Светящиеся стрелки наручных часов показывали без двадцати два. Ветер усилился, воздух заметно остыл, но дождя не было, хотя атмосфера вокруг была насыщена сыростью. Я чувствовал ее запах среди крепких ностальгических запахов моря, смолы, канатов и всего прочего, что делает порты во всем мире пахнущими одинаково.
Рваные темные тучи, разбросанные по чуть менее темному небу, изредка позволяли показаться бледному месяцу, но и когда луна пряталась за ними, тьма не была кромешной, потому что над головой постоянно возникали изменчивые прогалины звездного неба.
В краткие моменты таких просветов я смотрел на гавань, простиравшуюся во мглу и дальше – в небытие. Можно увидеть сотни судов в одной из величайших гаваней планеты, от двадцатифутовых малотоннажек до громоздких рейнских барж, и все они теснятся в кажущемся хаосе, и все они передвигаются в кажущейся сумятице. Да, я знал, что на самом деле нет ни хаоса, ни сумятицы. Чтобы причаливать суда впритирку друг к другу, требуется сложнейшее маневрирование. И каждое судно имеет выход со стоянки в узкий канал, и оно пересечет еще два-три канала, каждый шире предыдущего, прежде чем окажется на водном просторе. С берегом суда соединяются длинными и широкими понтонами, а к тем под прямым углом примыкают узкие плавучие причалы.