В небе забрезжил ложный рассвет, и я увидел на юге и востоке смутные очертания суши. Затем снова потемнело; какое-то время мне не удавалось ничего разглядеть. Но вот восток озарился по-настоящему и показался берег; напрашивался вывод, что мы довольно близко подошли к северному краю Гейлера и теперь двинемся по дуге на юго-запад, а после на юг, к островной бухточке.
Я никогда не обращал внимания на то, как медленно ходят эти чертовы баржи. Вдали от берега казалось, что судно вообще застыло на воде. Мне совершенно не улыбалось подплыть к Гейлеру средь бела дня и спровоцировать очевидцев – а они там непременно окажутся – на бурное обсуждение эксцентричной натуры одного из членов команды, который предпочел мерзнуть на крыше рулевой рубки, а не греться в каюте. Но соблазнительную идею погреться в каюте я тотчас же вышвырнул из головы.
Над дальним берегом Зёйдерзе показалось солнце, вот только от него не было проку. Такое солнце – никудышная сушилка для одежды… Очень скоро я с радостью убедился в своих обманутых ожиданиях: небо затянулось пеленой туч и косой ледяной дождь снова принялся за работу, угрожая свести на нет циркуляцию крови. А радость объясняется тем, что тучи и дождь могли отбить у портовых зевак охоту выходить из дома.
Плавание близилось к концу. На мое счастье, дождь окреп настолько, что больно хлестал по лицу и рукам, взбивал на волнах шипящую пену. Видимость сократилась до пары сотен ярдов, и, хотя я различал конец шеренги навигационных знаков, к которым сворачивала баржа, дальше бухта растворялась в непроглядной мгле.
Я завернул пистолет в непромокаемый чехол и засунул в кобуру. Надежнее было бы по-прежнему держать его в застегнутом на молнию кармане парусиновой куртки, но я решил не брать ее с собой. Вернее, не надеялся вернуться вместе с ней. За ночь я так сильно замерз и ослаб, что в громоздкой, тяжелой, сковывающей движения куртке мог бы и не добраться до берега.
Спрашивается, что мешало мне взять в эту экспедицию надувной спасательный жилет или пояс?
Я выпутался из куртки, свернул ее и засунул под мышку. Ветер сразу сделался куда холоднее прежнего, но мне уже было не до переживаний из-за такого пустяка. Я съехал по крыше рубки, бесшумно спустился по трапу, прополз ниже теперь уже не занавешенных окон каюты, быстро оглядел палубу – излишняя предосторожность, надо спятить, чтобы торчать снаружи в такую погоду без необходимости. Я бросил куртку за фальшборт, сам через него перелез, свесился на всю длину рук, убедился, что винт находится далеко, и разжал пальцы.
В море оказалось теплее, чем на крыше рубки, и это пришлось как нельзя кстати – слабость меня тревожила не на шутку. Я намеревался просто держаться на воде, пока баржа не войдет в бухту или хотя бы не скроется в пелене дождя, но иногда приходится жертвовать удобствами ради выживания. А выживание в тот момент было моей главной заботой… Да нет, пожалуй, единственной. Я поплыл за быстро удаляющейся кормой с максимальной скоростью, на какую был способен.
Такой заплыв, продолжительностью не более десяти минут, вполне по силам тренированному шестилетнему ребенку, но мне он дался ценой невероятного напряжения воли, и не возьмусь утверждать, что сумел бы повторить этот подвиг. Наконец впереди явственно показался мол. Я свернул, оставив справа от себя навигационные знаки, и вскоре доплыл до берега.
Когда я уже пробирался по пляжу, дождь резко, словно по команде, прекратился.
Соблюдая всяческую осторожность, я поднялся на небольшой бугор, чья вершина находилась на одном уровне с верхом мола. Последние футы преодолевал ползком по мокрой земле. Приподнял голову и увидел справа, совсем близко, две крошечные прямоугольные гавани. Внешнюю соединял с внутренней узкий проход. За внутренней лежала очаровательная, прямо-таки открыточная деревушка Гейлер. Имея одну длинную и две короткие прямые улицы, окаймляющие внутреннюю гавань, в остальном она представляла собой завораживающий лабиринт с извилистыми дорогами и хаотичным нагромождением построек, преимущественно крашенных белым и зеленым домов на сваях, предназначенных для защиты от наводнений. Сваи соединены простенками – вот вам и подвал. А вход – на втором этаже, и к нему ведет снаружи деревянная лестница.
Я перенес внимание на внешнюю гавань. Баржа пришвартовалась у ее внутренней стенки, и разгрузка уже шла полным ходом. Два небольших мачтовых крана, установленных на берегу, извлекали из трюмов ящики и мешки, но меня интересовал не этот груз, наверняка законный, а компактный стальной ящик, выловленный из моря. Уж в чем в чем, а в его незаконности сомневаться не приходилось. Поэтому я взял под пристальное наблюдение каюту баржи. Всем сердцем надеялся, что не опоздал. Хотя разве я мог опоздать?