Когда я вернулся в старый район Амстердама, уже привычно оставив позади немало потрясающих кулаками и звонящих в полицию автомобилистов, на улицах зарождались сумерки. Дождь ослабел, но ветер неуклонно набирал силу, гоня по каналам мутную рябь.
Я свернул на улицу, где находился склад. Там было пусто: ни машин, ни пешеходов. То есть пустовала сама улица, а на третьем этаже хоромины Моргенштерна и Маггенталера торчал в открытом окне, уперев локти в подоконник, грузный мужчина в рубашке, и по тому, как он активно ворочал головой, я понял, что наслаждение вечерней прохладой Амстердама – не главная причина его пребывания в этом месте.
Я миновал склад и доехал до дамбы. Там высадился и позвонил де Граафу из телефонной будки.
– Где вы были? – властно осведомился де Грааф. – И что делали?
– Ничего такого, что представляло бы для вас интерес. – Пожалуй, еще никогда мне не приходилось так нагло врать. – Но я готов поговорить.
– Говорите.
– Не здесь. Не сейчас. Не по телефону. Но если вы с ван Гельдером как можно скорее подъедете к складу Моргенштерна и Маггенталера…
– То вы нам все расскажете?
– Обещаю.
– Уже едем, – мрачно сказал де Грааф.
– Секундочку! Возьмите обычный фургон, припаркуйтесь в начале улицы. Они поставили у окна наблюдателя.
– Они?
– Вот об этом-то я и хочу поговорить.
– А наблюдатель?
– Отвлеку его. Придумаю какой-нибудь трюк.
– Понятно. – Де Грааф выдержал паузу и с прежней угрюмостью продолжил: – Зная ваш стиль, боюсь даже гадать, что это будет за трюк.
Он положил трубку.
Я зашел в ближайший магазин хозтоваров, купил клубок бечевки и самый большой разводной ключ Стилсона из тамошнего ассортимента. Через четыре минуты «опель» стоял менее чем в ста ярдах от склада, но на другой улице.
Я вошел в очень узкий и скверно освещенный проулок между улицей, на которой стоял склад Моргенштерна и Маггенталера, и другой, параллельной. Первое же складское здание, к которому я приблизился слева, располагало шаткой деревянной пожарной лестницей. При пожаре она бы сгорела в первую очередь, но другой поблизости не имелось. Я прошел не меньше пятидесяти ярдов вдоль здания, которое, по моим прикидкам, принадлежало Моргенштерну и Маггенталеру, и не увидел никаких средств экстренной эвакуации. Не иначе в этой части Амстердама предпочтение отдается связанным друг с другом простыням.
Я вернулся к единственной и неповторимой пожарной лестнице и взобрался на крышу. Она мне не понравилась – как и прочие крыши, которые я был вынужден пересечь, чтобы попасть на нужную. Все коньки были прямоугольными, скаты – крутыми и после дождя предательски скользкими, и архитекторы былых времен, непонятно почему считавшие похвальным стремление разнообразить стили и формы, потратили прорву труда, чтобы крыши не походили друг на дружку ни по форме, ни по высоте.
Поначалу я действовал осторожно, но от осторожности было мало проку, и вскоре я разработал единственный практичный способ перебираться с конька на конек.
Я бегом спускался по крутому скату и предоставлял инерции вознести меня как можно дальше по следующему, затем падал на четвереньки и так преодолевал последние футы.
И вот я добрался до крыши, которую считал «своей». Подполз к фронтону, нависавшему над улицей, облокотился на него и свесил голову.
Подумать только, в кои-то веки я не опростоволосился!
Человек в рубашке, стоявший прямо подо мной футах в двадцати, продолжал нести караульную службу. Я привязал бечевку к рукоятке гаечного ключа, лег и вытянул руку так, чтобы ключ не мог задеть за подъемную балку. Спустил его футов на пятнадцать и стал раскачивать, точно маятник, c каждым взмахом увеличивая дугу. И действовал быстро, так как в считаных футах сквозь щель между створками грузового люка лился яркий свет и эти створки могли раскрыться в любую минуту.