Оружие де Граафа грохнулось на пол; и когда полковник повернулся к ударившему его коллеге, его лицо выражало лишь кромешное изумление.
Гудбоди, Моргенштерн и Маггенталер опустили руки, причем двое последних достали из карманов оружие. Так много квадратных ярдов ткани они тратили, чтобы укрывать свои обильные телеса, что услуги особого портного им не требовались.
Гудбоди вынул носовой платок, вытер лоб, который остро в этом нуждался, и раздраженно отчитал Труди:
– А ты не спешила с выходом на сцену.
– О, я наслаждалась зрелищем! – хихикнула она, и этот радостный, беззаботный голосок мог охладить кровь даже у замороженной камбалы. – Наслаждалась каждым счастливым мгновением!
– Не правда ли, трогательная пара? – обратился я к ван Гельдеру. – Ваша приемная дочурка и ее дружок-святоша. Ох уж эта подкупающая детская невинность…
– Заткнись, – процедил ван Гельдер. Он подошел ко мне, провел ладонью по телу и не нащупал оружия. – Сядь на пол. Держи руки так, чтобы я их видел. Де Грааф, к тебе это тоже относится.
Мы выполнили приказ. Я сидел, скрестив ноги, положив предплечья на бедра, а кисти на лодыжки. Де Грааф смотрел на меня, на его лице – абсолютное непонимание.
– Как раз подходил к этому моменту, – виновато произнес я. – Собирался объяснить, почему вы сами так мало продвинулись в поисках источника наркотиков. О том, чтобы не было продвижения, позаботился ваш верный помощник, инспектор ван Гельдер.
– Ван Гельдер? – Де Грааф, даже имея перед носом все вещественные доказательства, не мог поверить в предательство старшего офицера полиции. – Этого не может быть! Этого просто не может быть…
– Он на вас наставил не леденец на палочке, – мягко указал я. – Ван Гельдер – босс, ван Гельдер – мозг. Он Франкенштейн, а Гудбоди – всего лишь чудовище, вышедшее из-под его контроля. Правильно я говорю, а, ван Гельдер?
– Правильно. – Взгляд, устремленный ван Гельдером на Гудбоди, не сулил тому приятного будущего.
Впрочем, я сомневался, что у преподобного есть будущее.
Я посмотрел на Труди без всякой симпатии.
– Что же касается нашей маленькой Красной Шапочки, то она любовница ван Гельдера…
– Любовница? – Де Грааф был так сильно потрясен, что даже не выглядел потрясенным.
– Именно так, любовница. Но мне кажется, что «папочка» ее уже разлюбил. Ван Гельдер, я угадал? Слишком уж она спятила. В качестве второй половинки теперь годится разве что для преподобного. – Я повернул голову к де Граафу. – Эта симпатюля никакая не наркоманка. Да, у нее руки исколоты, но Гудбоди умеет имитировать следы инъекций, он сам мне об этом сказал. Ее психологический возраст – не восемь лет, она старше самого греха. И в два раза подлее.
– Я не знал. – В голосе де Граафа теперь звучало изнеможение. – Я не понимаю…
– Труди выполняла три задачи сразу, – продолжал я. – Коль скоро у ван Гельдера такая дочь, кто усомнится, что он злейший враг наркотиков и негодяев, которые на них наживаются? Она была идеальным посредником между ван Гельдером и Гудбоди – эти двое никогда не контактировали, даже по телефону. И что самое главное, она была важнейшим звеном в цепи поставок героина. Отвозила куклу на Гейлер, меняла ее на другую, с начинкой, потом в парке Вондела подходила к кукольному фургону и снова меняла. Вот этот-то фургон и доставил ее сюда, приехав за товаром. Наша Труди – очень милый ребенок, но напрасно она воспользовалась белладонной, чтобы придать своим глазам наркоманскую остекленелость. Я могу чего-то не понять сразу, но дайте срок и поколотите по голове – и до меня обязательно дойдет. Мне со многими наркоманами довелось пообщаться, и у всех глаза были не такие.
Труди снова хихикнула и облизнулась:
– Можно, я выстрелю? В ногу ему? Повыше?
– Детка, ты прелесть, – сказал я, – но тебе следует правильно расставлять приоритеты. Почему бы не посмотреть вокруг?
Она посмотрела вокруг. Все посмотрели вокруг. Кроме меня. Я поймал взгляд Белинды и едва заметно кивнул на Труди, стоявшую между ней и открытым грузовым люком. Белинда, в свою очередь, бросила взгляд на Труди, и это означало, что она поняла.
– Эх вы, болваны! – презрительно заговорил я. – Откуда, по-вашему, у меня все эти сведения? Мне их слили! Мне их слили двое прохвостов – они перепугались до смерти и продали вас за ломаный грош. Это Моргенштерн и Маггенталер!
Среди присутствующих, несомненно, были и нелюди в плане духовном, но в плане физическом они все же были людьми. Эти люди-нелюди дружно уставились на Моргенштерна и Маггенталера, которые стояли с выпученными от изумления глазами и разинутым ртом. Вот такими и скончались два толстяка, потому что оба были вооружены, а пистолет, оказавшийся у меня в руке, был слишком маломощным, чтобы я рискнул всего лишь ранить их.