Вот тогда-то и проявился Кукловод.
Раньше оно пряталось в тенях, выскакивало, затем отступало, как будто не знало, что предпринять, но теперь всё изменилось. Кукловоду ничего не оставалось, кроме как сражаться. Оно вышло навстречу незваному гостю приняв тёмную, аморфную форму, которая, казалось, постоянно менялась, как будто не могла решить, чем же стать.
И Лекс тоже не знал какую форму оно примет.
Что-то внутри него требовало, чтобы он бежал, но что-то другое, гораздо более сильное и непреклонное, приказывало ему стоять на своём.
Посмотри ему в глаза и не показывай страха. Выставь его ничтожеством, которым оно и является.
Звучало замечательно в теории. Но когда оно вышло из тени, чтобы растерзать его, как паук, рвущийся схватить насекомое, всё внутри Лекса превратилось в резину. Сначала ему показалось, что он увидел огромный металлический пресс с зубьями. Затем что-то похожее на гигантскую демоническую многоножку, которая кричала голосами терзаемых детей. Оно показало ему сотню ртов, затем тысячу красных глаз с чёрными прожилками и, наконец, когти, похожие на осколки стекла, предназначенные, чтобы выпотрошить Лекса.
Даже не моргай. Не отводи взгляда.
Держа в руках тяжёлый гаечный ключ, он чувствовал себя абсолютно бессильным против этой твари, которая кружила вокруг него, ужасающая механическая многоножка, подвешенная над землей на своих марионеточных нитях. Оно смотрело на него сверху вниз красными глазами, ужасно замысловатыми по своей конструкции, как вращающиеся гироскопы, многолинзовыми и многогранными, как фасеточные глаза мух. Огромное извивающееся червеобразное тело представляло собой машину сложной геометрической формы, увитой компрессионными шлангами и высоковольтными проводами, похожими на свисающие петли внутренностей. Оболочка твари выглядела так, словно была больше металлической, чем из плоти, или, возможно, плотью ставшей металлом. И когда оно приблизилось к нему, он осмелился моргнуть и увидел, что оно состоит не только из частей машин и плоти, но и из манекенов, сваренных в некое отвратительное собрание проклятых. Безглазые и кричащие, они тянулись к нему тысячами рук и пальцев.
И высоко вверху, он увидел лицо Кукловода... и это было лицо женщины. В этом не было никакой ошибки. Лицо старухи, которую он видел в доме, той самой, что зашивала мёртвого мальчика. Может быть, не совсем человеческое, но когда-то бывшее таким. У неё были волнистые соломенно-сухие волосы, похожие на светящихся белых червей, пустые глазницы, и сморщенные дёсны, усеянные чем-то похожим на жужжащие зубья цепей. Ужасная машина ненависти и возмездия, но когда-то, когда-то она была живой женщиной.
Когда она спустилась к нему, он поднял свой гаечный ключ, хорошо осознавая жалкую угрозу, которую он представлял перед лицом этой огромной химеры, рождённой из чёрной утробы фабрики.
54
- ЛЕКС! - воскликнула Рамона, когда увидела, что он столкнулся с чем-то, что она даже не могла внятно описать. - ЛЕКС!
Существо остановилось, его сегменты изгибались и скрежетали. Оно парило, выпуская пар и выдыхая дым, капли жидкости стекали с его нижней стороны.
Теперь оно повернулось и двинулось в её сторону.
Рамона сделала шаг назад и споткнулась о дренажную трубу. Она упала на задницу, но не выпустила из рук ни фонарика, ни топора.
Это Матушка Кроу, Рамона! Она идёт за тобой!
Но то, что она видела в этот момент, было не Матушкой Кроу или биомеханизмом, которым она стала, гибридом плоти и железа, а толпами кукольных людей, неуклюже идущих в её направлении. Это были бледнолицые манекены в чёрных плащах, марионетки со злобными сосущими ртами, клыкастые куклы-младенцы с бритвами в руках и кошмарные Тряпичные Энн, размахивающие мясницкими ножами.
Во главе стаи шло что-то похожее на высохшую мёртвую ведьму в рваном сером платье, которая ковыляла на деревянной ноге. Рамона увидела, что она держит в одной руке хихикающую голову манекена, раскачивая её взад-вперёд за блестящие чёрные волосы, и не было никаких сомнений, что это Су-Ли.
- РАМОНА! – кричал голос. - РАМОНА! ОЧНИСЬ!
Она моргнула, придя в себя, и увидела, чем был занят Лекс. В руках у него был огромный гаечный ключ, и он бил им по механизмам, отрывая шланги от них. С каждым ударом, заметила она, кукольных людей становилось всё меньше, а сама фабрика, казалось, дрожала от ярости или боли, а возможно, и от того, и от другого.
Одноногая женщина всё приближалась. Из её пустых глазниц текла кровь, и ещё больше её капало из зашитого рта. Она вытянула высохшую руку, и Рамона увидела, как от неё отпали три пальца.