Подхожу к дивану и кладу пальцы на виски Яна. Настраиваюсь. Знаю, что это очень больно, но иначе никак. Пускаю в его сознание слабый разряд энергии. Зима вздергивается. Я предусмотрительно отскакиваю к балкону. Надо было чуть сильнее шмальнуть, в виде расплаты за проступок. Ладно, пусть живет, а то потом дня три головной боли обеспечены.
Его трясет несколько секунд. Ян успевает задеть ногой стол, и отшвырнуть его к стене, а рукой вмазаться в подлокотник.
— Воля, ты придурок так будить?! — распахнув глаза, кричит он и скрючивается в бараний рог.
— Ой, ну, извини-и-и, — кривляюсь я и отправляюсь в кухню. Пусть придет в себя. Кричу: — У тебя десять минут, чтобы умыться и одеться, или я тебя в одних трусах на улицу потащу!
— Изверг, — говорит ближе Ян, потирая глаза. — О, у меня дома барабашка-уборщик завелся?
— Иди уже! — злюсь сквозь смех и кидаю в него фартуком. Он уклоняется от снаряда и мигом закрывается в ванной. Оттуда подает голос:
— Ты моя хозя-а-а-юшка!
— Ну, ты сейчас выйдешь! Подарю тебе зеркальный синяк.
Включается вода, и ответ я уже не слышу. Знаю, что друг просто пытается расслабиться. Я тоже. Мне надо это веселье, чтобы не провалиться во мрак.
Где моя девочка? Где Вика?
Глава 12. Я помню тебя
Вика
Как я ошиблась. В Марке и себе, в друзьях, в магической школе, куда попала, казалось бы, случайно.
Последние дни меня преследует ощущение, что все подстроено. Аким что-то скрывает: это видно по его ухмылке и прочитывается в сощуренном взгляде. Он ко мне почти не подходит, но обещание — держать Игоря на расстоянии, выполнил. Чем он его занимал, я не знаю, но белобрысого я видела только раз и то мельком.
Три дня у меня все валится из рук. Естественно, ни одного проявления магии у меня нет. Я с трудом верю, что мне говорят правду. Какой из меня маг? Шут. Запираясь в своей комнате — просторной и широкой, я все время задыхаюсь, будто меня сдавливают тиски. Ненавижу это ощущение мнимой свободы: казалось бы, никто не держит, но я чувствую себя в плену. Почти так же я чувствовала себе после приезда домой из больницы, пока не разоблачила Марка. И что? Теперь я снова в ловушке? По собственному желанию?
Со мной занимается маленького роста мужичок. Лысоватый, с пивным брюшком, в меру строгий, но голос у него мягкий и добрый. Я ему даже доверяю. Только имя никак не могу запомнить, такое заковыристое — язык сломаешь.
А еще Аким дал мне маленький плеер со встроенной колонкой и позволил танцевать, сколько мне захочется. Одежду принесли в первый день: поначалу мне было непривычно в черном, но потом я перестала обращать внимание. Лишь бы душа не болела, шмотки — это такая мелочь.
Каждый день на рассвете я бегу на реку и занимаюсь, пока от усталости не начинают трещать кости, и нёбо от обезвоживания не раздирает, будто наждачкой. Нагрузка и постоянная занятость отвлекает от тяжелых мыслей, заряжает бодростью на весь день, но… Не спасает меня ночью.
Марк приходит. В каждом сне, иллюзии, мороке и дреме. В каждом вдохе и выдохе. Будто издеваясь. Молчаливо стоит у изголовья кровати и смотрит на меня холодными глазами. Смотрит на меня, а мне кажется, что сквозь, куда-то далеко, словно не видит.
Я ненавижу его, но так хочу прильнуть к разгоряченному телу. Пролистываю в воспоминаниях наш каждый поцелуй, каждое объятие. Неосознанно. Ныряю в пучину боли с мыслями и не могу себя спасти. Не могу себе этого простить.
Утром просыпаюсь с искусанными губами и опухшими от слез глазами. И снова иду себя изнурять. Будто мышечная боль меня спасет от реальности. Я ошибаюсь.
Три дня, а мне казалось, что проходит вечность, и женщина в зеркале — это уже совсем не я, а испуганная, серая и загнанная мышь, которая чудом спаслась из лап кота, но смертельно ранена и понимает, что ей уже не выжить.
Я буду долго от Вольного очищаться, осознаю это, но иного пути нет. Потому и пытаюсь сконцентрироваться на занятиях, хотя получается отвратительно. Смогу раскрыть свой дар, как говорит Аким, и тогда все вспомню, а, может, и смогу забыть. Что лучше?
И что я буду уметь, когда стану магом? Страшно ли это: быть не такой, как все? Мне страшно. Я даже не знаю, хочу ли я этого. Больше нет, чем да.
Исполинские сосны сегодня скрипят по-особенному. Кажется, они разговаривают между собой. В верхушках слышно, как трещат сороки и воробьи. Утром мне нагрузки показалось мало, я решаю еще вечером выйти на берег озера.