— Вкусно, и хочется еще, — отстраняясь, говорит Игорь и ведет шершавым пальцем по губам.
За его прикосновением ползет желание рвать кожу. Вырезать по-живому, но убрать с себя эту грязь.
Дарина скулит в стороне, вижу, как мужская рука шарит у нее между ног. Противно до ужаса. Неужели громила решил не останавливать свою экзекуцию, пока я не выполню задание?
— Пусть уберет от нее свои лапы, — почти рычу.
Игорь прищуривается, а затем говорит, но не сводит с меня лисьих глаз:
— Отойди от девчонки, — и продолжает сжигать меня мерзким взглядом. — Вика, что ты брыкаешься? Ведь нравился когда-то. Отчего стала ломаться?
Я опускаю голову, чтобы сдержать гнев, и скриплю зубами.
— Мы можем уйти? — говорю хрипло и смотрю исподлобья. Я знаю, что это только начало мучений. Не отпустит же, урод. Попались мы крепко.
— Да, идите, — неожиданно Игорь отступает, и я припадаю лопатками к стене. Выдох сам срывается с губ и превращается в надорванный стон.
Не чувствуя ног и рук, подхватываю Дарину, и мы буквально выпадаем в коридор. Она тихо плачет и глядит в пустоту, а я сцепляю зубы до боли. Кажется, сейчас они хрустнут, и я сама превращусь в порошок.
Я уже многое пережила, а для подруги это впервые. Знаю, как больно. Шепчу на ухо, чтобы держалась и просто шла дальше. Она бесконечно кивает, и слезы капают мне на руки.
— О, девушки! А вы откуда здесь? — навстречу выходит Аким: русая челка прилипла к высокому лбу и прикрыла правый глаз, острый нос покраснел, и на бледных щеках явные отметины румянца. Ехидно улыбаясь, он заталкивает нас назад в кабинет.
— Я хочу уйти! — взрываюсь и отбиваюсь от его костлявых рук. Дарина забивается возле стене, подальше от ошарашенных Игоря и его корешей.
Хозяин кабинета начинает ехидно смеяться.
— Девушки тут заблудились немного, — мямлит за спиной Игорь.
— Оставь нас и свой хвост подбери, — отвечает Аким. Резко выговаривает каждую букву, словно забивает гвозди в бетон или в черепушку мерзкого блондина.
Когда ублюдки заминаются и переглядываются, Кощей гаркает:
— Во-о-он!
Даже я непроизвольно дергаюсь, хотя уже так переволновалась, что адреналин шурует с утроенной скоростью.
Дарина дрожит и мотает головой, а я шепчу: «Тише, все хорошо…» и сдавливаю ее руку, чтобы знала, что поддержу. Даже если будет слишком тяжело, я готова на самопожертвование. Себя тяжелей защитить, чем другого.
Аким ждет, пока закроется дверь, затем приосанивается и идет к высокому креслу. Развалившись, вольготно закидывает ноги на стол. Замечаю какие идеально чистые у него подошвы, какие блестящие и острые носки черных лакированных туфель. Но меня все равно коробит от его развязности и неаккуратности в одежде, которая больше похожа на растянутые шмотки бомжа. Но больше всего меня колотит от осознания, что разговор не облегчит мне жизнь, а только все запутает. Губы горят от противного поцелуя, сердце ноет от тоски по мужу, который меня мучил осознанно, и я никак не могу разобраться почему.
Я — мотылек в банке. Нет, хуже. Я давно стала беспомощной гусеницей. Мне оторвали крылья и бросили в грязь.
— Отпусти меня, — тихо начинаю и перевожу взгляд на притихшую около стены Дарину. Светлые волосы прикрыли веснушки, а испуганный взгляд ковыряет, будто пронизывает, паркет, слезы ползут по измазанной щеке подруги. Она слишком молода для таких испытаний, а я натравила ее на уродов. Чувство вины — то, что может заставить сделать невероятное. To, на что ты никогда не пошел бы, даже под страхом смерти. Вина расставляет все точки по местам.
— Ты знаешь, что это невозможно, — ухмыляется Аким и чешет острый нос длинным и корявым пальцем.
— Что ты хочешь? — подхожу ближе. Я не боюсь, но он вызывает у меня стойкое отвращение. Такое, что хочется прикрыть губы ладонью или отвернуться. Читаю в его глазах искреннее ехидство.
Кощей прогребает пальцами редкие жирные волосы и, ковыряясь в зубах, смотрит на меня, будто он мой господин. Так и есть: идиотское положение добровольной пленницы — теперь моя судьба. Дарине нет смысла меня обманывать, а что такое возможно, я и так знаю. Поставили блок, и мне никогда отсюда не выбраться. Тем более, я просто человек, без особых способностей. Зачем вообще нужна?
— Мне нужно немного, — Аким долго смотрит, щурясь. Будто выжидает, пока я сорвусь окончательно. Тру губы, чтобы сбросить мерзкое ощущение чужих прикосновений, а оно, как рак, расползается по телу. Я заражена, отравлена воспоминаниями и колючками неприязни. Она ржавым гвоздем торчит в моем сердце и скручивает живот. Если сейчас не глотну воды, меня просто вывернет.