Но мистер Диллет не лег, а остался сидеть в кровати: он полагал, что последует продолжение, и не ошибся. Прошло немного времени, и фасад дома снова осветился; но теперь тусклый свет появился и в другом окне верхнего этажа. Загорелись и витражи церкви. Непонятно, каким образом мистеру Диллету удалось что-то разглядеть сквозь разноцветные церковные окна, но тем не менее это так. Церковь была так же тщательно обставлена изнутри, как и дом: тут и крошечные молитвенники на алых подушечках, и балдахины над сиденьями в алтаре, и западная галерея, и орган с золотыми трубами. В центре церкви, на полу, выложенном черно-белой мозаикой, стоял гроб; по его углам горели четыре высокие свечи. Гроб прикрывал покров из черного бархата.
Вдруг мистер Диллет увидел, как складки покрова зашевелились. Он как будто приподнялся на одном конце и соскользнул вниз. Когда покров упал на пол, показался черный фоб с серебряными ручками и дощечкой с именем. Один из подсвечников покачнулся и опрокинулся. Больше ни о чем меня не спрашивайте – лучше повернитесь, как это поспешно сделал мистер Диллет, и взгляните на освещенное окно верхнего этажа дома. Там лежат в своих кроватках мальчик и девочка, а рядом возвышается кровать няни. Ее сейчас не видно, но отец с матерью здесь, оба они в трауре. Правда, если судить по их поведению, они не очень-то горюют. Родители смеются и оживленно беседуют, то друг с другом, то с детьми, и их смешат ответы детей. Затем отец на цыпочках выходит из комнаты, прихватив на ходу какое-то белое одеяние, висевшее на крючке за дверью, и прикрывает за собой дверь. Через пару минут она снова открывается, и в комнату просовывается закутанная голова. Зловещая согбенная фигура шагнула к детским кроваткам, но вдруг остановилась, вскинула руки – и, конечно, это оказался хохочущий отец! Дети ужасно напугались: мальчик спрятался под одеялом с головой, а девочка бросилась с кровати в объятия матери. Родители старались их успокоить, усадили к себе на колени, ласкали и, подобрав с пола белое одеяние, показывали, что оно совершенно безобидно. Наконец они уложили детей в постель и вышли из комнаты, помахав им, чтобы подбодрить. Когда родители удалились, появилась няня, и вскоре в комнате погас свет.
Но мистер Диллет продолжал наблюдать, замерев в своей постели.
Вдруг какой-то странный свет – не от лампы и не от свечи, – зловещий, бледный свет замерцал вокруг двери в задней части комнаты. Она отворилась. Любой увидавший того, кто вошел в комнату, не захотел бы подробно останавливаться на его описании. Это было нечто вроде лягушки высотой в человеческий рост, а на голове у этого существа были редкие седые волосы. Оно ненадолго задержалось у детских кроваток, что-то там делая. Раздались слабые крики, словно доносившиеся издалека и тем не менее внушающие безмерный ужас.
В доме началась страшная суматоха: огни перемещались из комнаты в комнату и вверх по лестнице, двери открывались и закрывались, за окнами метались фигуры. Часы на башне конюшни пробили один раз, и снова все потонуло во мраке.
Темнота рассеялась в последний раз, и стал виден фасад дома. У подножия лестницы в два ряда выстроились темные фигуры, которые держали в руках пылающие факелы. По ступеням спустились другие темные фигуры, несущие один за другим два маленьких гроба. И два ряда факельщиков, между которыми плыли эти гробы, безмолвно двинулись влево.
Никогда еще, подумалось мистеру Диллету, ночные часы не ползли так медленно. Постепенно он сполз на подушки и улегся в постели, но так и не сомкнул глаз. А рано утром послал за доктором.
Доктор нашел, что у него расстроены нервы, и рекомендовал морской воздух. И мистер Диллет отправился в тихое место на восточном побережье. Он ехал в своем автомобиле, неспешно, с частыми остановками.
Одним из первых, кого он встретил на приморском бульваре, был Читтенден, которому, по-видимому, посоветовали привезти сюда жену для смены обстановки.
Мистер Читтенден при встрече как-то искоса взглянул на него – и не без причины.