Ширанкова Светлана
Кукольный дом
Элоиза — Абеляру
Не понимаю, Господи, как же так?
На полпути к бумаге горят слова
Писем и песен. Сердце со мной не в такт,
Губы спеклись в желании целовать
Пальцы, запястья, пламя твоей свечи,
Воздух холодной кельи (зима, Бретань).
Не отвечаешь, милый? Ну что ж, молчи,
Глупо тревожить призраки старых ран.
Стены темницы круто уходят ввысь,
Крылья надежно втоптаны в грязный лед.
Нет, про любовь ни слова, mon cher, не злись,
Ты за двоих на смерть осудил ее.
Мутный осадок счастья на дне души
Тысячу раз процежен, да все не впрок.
Я разучилась плакать, дышать и жить…
Слышишь? Молюсь во Имя твое, мой Бог.
Райские острова
На синем — пятна зелени и гор
распластаны в угоду всем крылатым:
рисунок в стиле глянцевых плакатов,
дизайн-макет небесного бюро.
Ломай собой податливый экватор,
сминая мироздание в горсти,
свою тоску на север отпусти
под гамелана звон витиеватый.
Не вспомнить лиц, ни чисел, ни имен
отныне — до скончания времен.
Глотай соленый устричный бульон,
накалывай на вилку звезды-клецки
и помни: здешний мир придуман плоским
и цельнокован медный небосклон.
Как пирожок с божественной тарелки,
надкушен день. Течет душистый сок,
язык прибоя пробует песок,
покрашенный кокосовой побелкой.
И было — так. И не хватало слов
в сезон дождей, молчания и снов.
Не спится. Ночь оскалила клыки,
рыча Беллерофонтовой Химерой.
Как яд из раны, капают стихи,
и рай неуловимо пахнет серой.
Плюс один
Мне наотмашь, насквозь,
вниз и наискосок
заостренная кость
прошивает висок.
Как заржавленный гвоздь,
как серебряный кол,
неуживчивый гость —
потаенная боль.
В недопетых мирах
сбитый мастерски, влет
на руках умирал
свежепрожитый год.
Не придуман конец,
не написан финал —
в подреберье птенец
скорлупу расклевал.
Новорожденный год —
неуклюжий, слепой…
что же, бэби, вперед.
Выпьем за упокой?
А чего ты хотела?
Весы — всего лишь символ того, что смерть справедлива. Просто справедливость для ростка — это смерть семени.
А чего ты хотела? Молчишь? Ну, молчи, молчи.
Ничего не изменишь — ни руганью, ни мольбой.
Не вернулся? Видать, не нашлось у него причин
Для того, чтобы выжить. И к черту твою любовь!
Ах, ждала? Ах, надеялась? Боже, какой сюрприз!
Не слыхала — надежды приводят отнюдь не в рай?
А в аду — карантин, там недавно травили крыс.
Вот такая петрушка, хоть вовсе не умирай.
Будет время поплакать (потерпишь до похорон),
Чтобы траур, толпа, свечи-речи да бабий вой.
Понимаешь, в комплекте с героем идет дракон,
А его убивают, увы, не мечом — собой.
От судьбы не сбежишь, даже если пойти ва-банк
(У небесных крупье по колодам одни тузы),
Да и он не играл — пер вперед, как заправский танк,
И себя без остатка швырнул на мои весы.
Заболталась совсем. Я еще загляну на днях.
Не держи его, девочка, право же, отпусти.
Из любви получилась паршивенькая броня?
Не казнись и прости его — он ведь тебя простил.
Неколыбельная
Перестань, малыш, рыдать, перестань.
Эта жизнь — как увертюра с листа,
Как вслепую по-над пропастью шаг,
Наудачу, наобум, не дыша.
Знаешь, солнышко, уж так повелось —
Бьет любовь копьем под ребра насквозь,
До убийства, до тюрьмы, до креста,
До засунутого в рану перста.
Тише, милый, постарайся уснуть.
Божьи мельницы твой выбелят путь
Через тернии предательств и лжи
В светлый дом, где ты останешься жить.
Не болит уже? Вот видишь, дружок.
На судьбу кладу последний стежок.
Только пеной по губам — тишина:
"Он же маленький! Не надо, не на…"