— Меня трудно чем-то напугать, но я, признаться, озадачена. Кто конкретно вас интересует и в каком плане?
— Речь идет о Регине Мамойко, вернее ее погибших детях.
— Да, да, — Амалия сжала руки, — это конечно трагедия, ужасная трагедия. Но в их смертях нет криминала. К сожалению, с младенцами такое случается.
— Случается… Иногда… Нечасто… Я бы даже сказала очень редко, судя по официальным данным, опубликованным в журнале «Скальпель».
— О! Следователи читают медицинские журналы? Похвально.
— Не всегда, только когда для этого есть основания.
— Значит, у вас появились основания подозревать, что врачи всех обманули, и смерть была не случайной?
— Я только пытаюсь разобраться. Согласитесь, что три случая СВДС не могут не вызвать сомнений в поставленном диагнозе.
— Ну, это с одной стороны, а с другой СВДС занимает 3 место в списке самых распространенных причин детской смертности, так что вероятность не такая уж и ничтожная. Возможно, имеет место какая-то генетическая предрасположенность, о которой мы пока не знаем. Есть только примерное понимание, что происходит.
— Как же ставится диагноз, если вскрытие не показывает причин смерти.
— Вот так и ставится… если видимых причин нет, то присваивается СВДС.
— Вскрытие делали всем троим?
— Ну… — Амалия сняла очки, и ее глазки сразу превратились в маленькие черные пуговички. — Сонечке вскрытие не делали.
— Как так?! — горячая волна ударила в голову. — Вы не делали вскрытие погибшему ребенку? Почему?
— В этом не было необходимости, понимаете, у Сонечки было врожденное апноэ. Это задержки дыхания во время сна. Это очень опасный симптом, учитывая ситуацию Мамойко. Апноэ опасно и для взрослых, а уж для месячного ребенка почти приговор. Я не особо удивилась, когда узнала, что Сонечка умерла, это было предсказуемо. Все наши усилия по предотвращению ее гибели не увенчались успехом, поэтому было принято решение вскрытие не делать…
— Кем? Кем было принято решение не делать вскрытие?
— Родители просили, мы пошли им навстречу.
— Мы? Кто эти мы?
— Ну пусть буду я. — Амалия схватила трясущимися руками очки, нацепила их на нос и тут же нацепила следующие. В увеличенных диоптриями белках глаз стали видны кровавые дорожки сосудов.
День похож на густой бульон насыщенного движения, приправленного соусом чужих мыслей, поступков, мнений. Разыгранный мизансценами разных режиссеров к ночи он подается на блюде того развития событий, о котором и подумать страшно. А ночь… На то она и ночь, чтобы мы хотя бы во сне имели возможность понять, как прекрасен мир, в котором у всех души новорожденных младенцев.
Когда Лена почувствовала в глазах песок, стрелка часов перепрыгнула отметку 23:00.
Вот это да! Что за власть над нами имеет Интернет? Сядешь буквально на полчасика, посмотреть нужную информацию и все… Зависла на весь вечер. Господи! Она же Вадиму не позвонила.
Лена бросилась в коридор. Сумочка сиротливо висела на вешалке, а в ней телефон, с двадцатью пропущенными звонками и таким же количеством смс-сообщений, пребывал в глубокой фазе сна.
Лена не стала читать смс, итак, понятно, какими словами там выражено негодование, а сразу набрала номер Сергеева.
— Ты чего не отвечаешь? — в голосе сквозило возмущение, но интонация была с нотками скулежа, и Лена невольно прыснула. — Смеешься?! Ей еще и смешно. Бросила калеку одного умирать и радуется. Совсем меня забыла? Совсем разлюбила?
— Ну прости, ладно? Была занята. Виновата, исправлюсь.
— А про любовь? Почему про любовь ничего не говоришь?
— О любви не говорят, о ней все сказано, — пропела голосом молодой Аллы Пугачевой.
— Любви хочу, и ласки, думал ты заедешь сегодня.
— Прости, милый, я правда была очень занята. Обещаю, завтра обязательно заеду. Вот только родители твои на меня косятся.
— Не обращай внимания. Мне без тебя плохо, нога еще эта…
— Болит?
— Болит зараза. Утром начальник позвонил, выматерил меня под первое число.
— Понятное дело, лишиться такого ценного сотрудника.
— Что за сарказм, Елена Аркадьевна?
— Никакого сарказма, я совершенно серьезно. Сама еще вчера была начальником и, знаешь, поняла, что каждый человек у нас на вес золота.
— Да ладно, у нас и дел-то особых нет. Какой-то ерундой занимаемся — по кладбищам шатаемся.
— По кладбищам? Зачем?
— Да ерунда, какие-то вандалы могилы разоряют. Портят надгробия, фотографии зачем-то краской замазывают. Поступила коллективная жалоба, родственники умерших требуют найти вандалов и призвать к ответу.