— У меня другая проблема: как со всем этим завязать?
Клетчатый, нежно перебирая колоду, заметил мимоходом:
— Если ты о зарождающемся юном алкоголизме, то он лечится, не переживай. Мой дядька еще лет пять назад не просыхал, потом вшил под кожу чудо-ампулу, и перед ним открылись две широкие дороги: либо трезвым на этом свете, либо пьяным на том. С тех пор капли в рот не берет, работает лучше всех, и жизнь прекрасна!
Танилин поглядел на него недоуменно, да еще такой мятой физиономией, будто он только что переел кислых лимонов:
— Вот скажи: человек, находясь в здравом уме, может ляпнуть такую глупость: «жизнь прекрасна»?
Клетчатый почему-то расхохотался, прищелкнув пальцами:
— С тобой не соскучишься!
Одиноко горящая свеча, как неизменный атрибут их посиделок, робко пыталась рассеять мрак комнаты, отражаясь в оконной раме двойным, словно пьяным, отражением. Электрический свет во время заседания Триумвирата зажигать было категорически запрещено его неписанными канонами. Когда карты уже начали летать по воздуху и приземляться на стол именно туда, куда указывал им перст судьбы, раздался неожиданный звонок в дверь. Потом доносилась никому не интересная возня в коридоре, после чего мать Клетчатого громко сказала:
— Максим, это к тебе!
Тот удивился, посмотрев на часы: вроде никого не ждал.
— Ладно, я мигом.
Его удивление возросло троекратно, когда на пороге он увидел Артема Миревича. Тот был в серой невзрачной кепке, изломанной тенью скрывающей половину лица, и в таком же сером осеннем пальто. Все серое, даже занесенное на порог настроение. Недоумение хозяина было вызвано прежде всего неожиданностью: дело в том, что они с Артемом не то, что никогда не являлись друзьями, а за всю жизнь, пожалуй, разговаривали лишь пару раз — случайно в какой-то компании.
— Можно к тебе?
Клетко почесал за ухом, хотя там в данный момент совершенно не чесалось:
— Ну проходи.
Миревич как-то уж слишком бесцеремонно снял обувь и прямым ходом направился в комнату заседания Совета, словно бывал здесь неоднократно, затем вяло поднял руку, приветствуя всех традиционным жестом. Наступила интригующая тишина, Клетчатый пришел следом, виновато пожимая плечами: не прогонять же его теперь? Нужно сказать больше: Миревич не был другом никому из присутствующих, в классе он вел довольно замкнутый образ жизни и нередко прогуливал уроки. Но Алексей почему-то вдруг обрадовался, воссияв лицом:
— Карабас! Ты ли это?! — даже хлопнул в ладоши. — Никак заблудился? Забыл дорогу в свой кукольный театр? Ух, и намело наверное на улице!
Ритуальная свеча, казалась, замерцала ярче и затрепыхала психологически неустойчивым пламенем. Артем снял промокшую кепку:
— Да нет, парни, я специально пришел, хочу вступить в вашу организацию.
Сильно сказано. Даже Парадов поначалу не знал как отреагировать, потом, обращаясь к сидящему у него на коленях коту Дармоеду, спросил:
— Как, босс, ты разрешаешь нам принять в мусонскую ложу нового члена? — и наклонился к его усатой морде, якобы внимая мудрости. Далее громко продолжил: — Слушай, что сказал босс! За вход в тайное общество взнос пять рублей!
А дальше произошла еще одна неожиданность. Миревич совершенно спокойно достал из внутреннего кармана мятую пятирублевку и положил ее на стол. Тут в диалог вступил хозяин квартиры:
— Убери, нет у нас никакого денежного взноса. И вообще, ты сегодня мой гость, никого из них не слушай. — Затем он с легким недоумением обратился к остальным: — В чем дело? Вы же сами хотели, чтобы нас стало больше! И игра интересней будет.
— К тому же, вероятность проигрыша уменьшается, — добавил математический аргумент Танилин.
Даже босс мурлыканьем подтвердил высказанные мысли. Очередную ноту сомнения внес Литарский:
— Но ведь колода из тридцати шести карт на пять не делится.
Клетчатый не долго задумывался над ответом:
— Среди нас великий математик, если не забыли, да еще по случаю трезвый! Он что хочешь на что хочешь разделит, — и направился в кухню за лишней табуреткой.
За столом пришлось немного потесниться, а колоду снова перетасовать. Когда пять коротеньких стопочек были аккуратно разложены, все подозрительно посмотрели друг другу в глаза, потом начали вскрываться. Уже на первом круге у Миревича оказался туз червей, и тот впервые за все время улыбнулся, а нарисованное на карте сердечко, казалось, екнуло от неожиданности. Парадов не мог оставить это без пояснительных комментариев:
— Карабас, тебе везет! Наверняка твои кукольные боги чего-то наколдовали, признавайся.