Обсеявшись, станут в деревнях молить теплого дождя до Иванова дня (24 июня) и ясных солнечных дней до Ильина дня (20 июля).
Для роста хлеба и налива хлебного зерна сладким и питательным соком нужна влага. Когда поднялся хлеб и надо ему созревать и поспевать, дожди становятся излишними и вредными. Вот почему считаются те года благодатными и урожайными, когда весной идут теплые дожди, а летом стоят ясные дни. На первый весенний дождь такая и молитва: Мать Божья! Подавай дождя на наш ячмень, на барский хмель, на бабину рожь, на дядину пшеницу, на девкин лен — поливай ведром. — На солнечном свете и на солнечном припеке, на его лучах и тепле хлеб зреет: без солнечных дней на полях надежды плохие. Вот почему говорят крестьяне в половине лета: Вымолите, попы, дождя до Ивана, а после и мы, грешные, умолим, — да когда уже не надо и поздно. Вот почему со страху и по языческим обычаям на урожай бабы идут в поле и катаются там по жниве, приговаривая: Жнивка-жнивка! Отдай мою силку на пест — на колотило, на молотило — на кривое веретено.
Однако летней порой подолгу пировать и праздновать не приводится: на солнечном припеке трава растет. За яровыми посевами она мигнуть не даст: подбирается пора навозницы на пар, на отдохнувшие за целый год поля. Лежа без работы или, как обыкновенно говорят, под паром, пашня спеет и, если прорастает дикими травами, делается пестрою травяной зарослью, то обыкновенно пропахивается, чтобы облегчить потом бороньбу. Когда разрыхлится верхний слой, уничтожится травяная заросль, воздух начинает действовать на нижние слои до тех пор, пока открыт слой верхний. Теперь дело за навозом, и навозница эта начинается в то время, когда озимая рожь в полном наливе (во время между 8 и 17 числами июня).
Едва успеют справиться с этим делом, приближается время сенокоса, косовицы. Первый покос на Ивана Купалу (24 июня), второй на Петров день (29 июня). С Петрова дня пожня: Дзень-дзень (точат косы) на Петров день, потому и сказано: Не хвались, баба, что зелено, а смотри, каковы петровки. Они должны показать луга в полном цвету; полное цветение укажет время сенокоса и пообещает траву душистую, мягкую и питательную. Кузнечики полевые звенят, коростель скрипит, луга наполнены жизнью и пением: косы на плечи, деревянные лопатки, натертые варом с песком, за пояс, — и на луга шелковые, на мураву зеленую. Ласкает коса, шумит трава, и то в одном, то в другом месте ширкает о железное лезвие косы деревянная лопатка, когда коса затупится и начнет застревать и ходить ленивее. Травы поем, — говорит коса, — зубы притуплю; песку хвачу — опять навострю. Навострилась и опять пошла щука по заводи, искать тепла гнезда, где трава густа: опять ныряет, весь лес валяет, горы подымает.
Выходят на луга рано утром по росе: сухую траву коса не любит, пусть она сохнет подкошенною как можно ниже, под самый корешок, пусть трава досыхает на солнышке и превращается в сено. Моли о ведре, чтобы не было дождей: их сено не любит, преет, плесневеет и гниет. В это время в пасмурную погоду лучше и не ворошить сена граблями, а оставлять его рядами, как клала коса. По сухой погоде, отмолившись от дождя, траву переворачивают и перетряхивают, чтобы высохла и та, которая легла внизу на земле: только тогда из травы станет сено.
Косьба с виду веселая работа: ее любят подправлять песнями и всегда ими кончают ее к вечеру. Ни одна работа не любит такого спеху, как эта, когда всякий ясный, солнечный день дорог для косовицы и столько же дорог для уборки. Надо поспешать складывать высохшее сено в кучи-копенки; надо эти копенки накладывать большими кучами, что называется метать стога, прилаживая их к длинному шесту — стожару и огораживая плетнем или остожьем, чтобы не воровала сено лакомая до него домашняя скотина.
На стогах с сеном, однако, не конец: надо его свозить на дворы и сеновалы по мере надобности, да так, чтобы не было больших утрат в раструске, большой гнили внизу и вверху, где обыкновенно накладываются еловые лапки или березовые ветки. Когда сделано и то, и другое, от сена можно и отойти, — да и пора кончать с лугами, опять поступают на очередь поля: поспевает озимь, надо забороновать пар, а там начнут подходить яровые. Работ не огребешься, только успевай поворачиваться! С Ильина дня работнику две угоды: ночь длинна, да вода холодна; и все три заботы: и косить, и пахать, и сеять. Защипывай горох и паши под озимь, дергай лен, да и на коноплю поглядывай: не поспела ли?
Наступает в деревнях из горячих горячее время.
Наша озимь, в прошлую зиму засеянная, к посевам ярового начинает уже колоситься, то есть на зеленом стебле ее вырастает колос, семенные зерна садятся плотными рядами на верхушке стебля. Затем рожь станет цвести мелкими невзрачными цветочками, потом наливаться сладеньким молочным соком. В начале июля озими доходят в наливах, да и батюшка овес (то есть яровое) до половины дорос. Затем озими начинают зреть и поспевать, так что на Ильин день (20 июля) зажинают жниво: тут первая новина, свежий хлеб, первый сноп. Бывает и так, что к Ильину дню вся рожь убрана, почему и говорят: Петр (29 июня) с колоском, а Илья с колобком. Но чаще случается, что на Илью рассчитают, что рожь поспела, но убирать ее не начнут до Успеньева дня. На этот день ржаной сноп, говорят, обязательно именинник.
Наши крестьяне про рожь обыкновенно думают и говорят так: Рожь две недели зеленится, две колосится, две отцветает, две наливает, две подсыхает. Чтобы узнать, поспел ли хлеб, хозяин его обыкновенно срывает первый попавшийся колос, вышелушивает зерно и берет его на зуб. Если зерно хрустит — значит, хлеб поспел.
Вот мы обошли кругом целого года опять до того времени, когда надо сеять озими, опять бросать зерно в землю.
Глава IV Хлеб растет
Стелется по полю рожь колосистая. Если посмотреть на нее, когда пройдет по ржаному полю вольный ветер и начнет шевелить стеблями и наклонять колосья, глазам легко обмануться: ржаное поле кажется морем, по зеленому ковру его как будто бегут серебряные волны. Вид этот тем обманчивее, чем гуще заросло поле. Во ржи колос составляет со стеблем одно, поэтому и волнение ржаного поля, равномерно колеблемое ветром, напоминает волнение моря, временами до полного обмана. Но зато как красивы те поля, на которых выросли хлеба с цветами не в колосьях, а метелками, каково, например, овсяное! Когда тихий ветерок слегка колеблет стебли еще зеленого или полудозревшего овса, в нем в это время являются чудные, нежные волнистые отливы, особенно если поле освещено светом, противоположным направлению наших глаз. В таких случаях овсяные поля представляют одну из редкостных и красивых картин в природе. Для большей полноты ее и прелести природа позаботилась снабдить хлебные поля такими цветами, которые окрашены самым нежным голубым цветом, редко встречающимся на других цветах. Это васильки, без которых никогда почти не растет рожь, и сами васильки почти исключительно любят садиться и красоваться лишь на хлебных полях. Очарователен голубенький василек: солнечный луч здесь тот чародей, который приготовляет и наводит краски и привлекает к себе на тепло и пригреву и самый стебель из земли. Солнце затем поднимает выше и ближе к себе растение, чтобы свободнее оживлять и лелеять его. В тени, без света, в густой темноте растение хилеет и слабеет; под теми лесами, которые дают длинную и долгую тень, оно вовсе не растет, да там и хлебных растений не сеют. Крестьяне говорят, что под у веем, то есть на всем том месте, на котором лежит тень от восхода до заката солнца, под увеем хлеб не растет. В тепле и свете с растением творятся чудеса роста: из одного хлебного зерна вырастают десятки и сотни зернышек. У нас даже на холодном севере посеянный ячмень на пятой неделе колосится, на десятой его жнут, тогда как в Германии для полного роста вместо десяти ему надобно от четырнадцати до шестнадцати недель. Все это оттого, что на севере длинные дни, в течение которых солнышко не сходит с неба, не закатывается. Боится света и солнца только семя, оттого и покрывают его землей, оттого оно и бывает неокрашенное, белое. Корни укрепляют растения в земле, сохраняя им прямое направление, и поглощают пищу с помощью мочек и волосиков. При сильном увеличении микроскопом эти волосики оказываются тонкими трубочками, по которым движутся питательные соки с силою, достаточною для того, чтобы гнать жидкость вверх по стеблю. Мочки вводят в корень пищу в растворенном виде, всасывают ее вместе с водою. Корни хлебов исключительно назначены для земли и погибают, если долго остаются в воздухе. Стебель, поддерживающий листья и зерна, кроме всего, передает корням те вещества, которые взяты листьями из воздуха. Первые стебли ржи и пшеницы идут вверх отвесно; следом за ними вырастают другие, которые сначала поднимаются почти совершенно в противоположном первому направлении, то есть прямо стелются к земле. Войдя с нею в соприкосновение, они пускают из нижних колен стебля новые корни, на которых опять растут стебли и опять пускают корни. Таким образом составляется куст: из одинокого зерна вырастает от 50 до 60 плодоносных зерен. Любят куститься и рожь, и пшеница. Листья не только выпускают водяные пары, вышедшие по стеблю из земли, но и служат растению органами дыхания и проводниками благотворных солнечных сил. Зерна на них — те же плоды по подобию яблок и груш на деревьях этих названий. Они же служат и семенами, которые, находясь в сухом месте, бывают в спящем состоянии до соприкосновения с влагой. Долголежалые перестают всходить в возрасте после трех до семи лет.
Вот в коротких словах всем известный общий закон для всех растений, а в том числе и наших хлебных злаков. Для них вся сущность и разница заключаются в том, в какую почву и на какую пищу бросит их рука сеятеля. Обыкновенно через три или пять дней хлебные семена в этих почвах начинают раскалывать свою оболочку, давать ростки вверх и корни вниз. Холод и засуха останавливают прорастание; земляная покрышка служит защитою семян от высыхания, а глубокий пласт земли (дюймов на восемь) — к быстрому прорастанию.