“Не продаст ли ее этот Вольмана?”
“Он бы согласился, но это вряд ли изменило бы дело. Она все равно была бы рабыней, а мужчина не может жениться на собственной рабыне. Я хочу ее только как жену. Любой другой способ был бы пустой насмешкой. Я хочу показать ее всему миру, облаченную в горностай и драгоценности жены вал Дора! Но этого не может быть, если ты не сможешь мне помочь. Она родилась рабыней, из ста поколений рабов, и рабыней она будет до тех пор, пока она жива и ее дети после нее. И как таковая, она не может выйти замуж за свободного человека ”.
“Тогда иди с ней в рабство”, - предложил Кулл, пристально глядя на юношу.
“Этого я желал”, - ответил Сено так откровенно, что Кулл мгновенно поверил ему. “Я пошел к Вольману и сказал: ‘У тебя есть рабыня, которую я люблю; я хочу жениться на ней. Тогда возьми меня в качестве своего раба, чтобы я мог всегда быть рядом с ней’. Он с ужасом отказался; он продал бы мне девушку или отдал ее мне, но он не согласился бы поработить меня. И мой отец поклялся нерушимой клятвой убить меня, если я настолько опозорю имя вал Дора, что пойду в рабство. Нет, лорд король, только ты можешь нам помочь.”
Кулл вызвал Ту и изложил ему суть дела. Ту, главный советник, покачал головой. “Это записано в великих книгах в железных переплетах, как и сказал Сено. Это всегда было законом, и это всегда будет законом. Дворянин не может совокупляться с рабыней.”
“Почему я не могу изменить этот закон?” поинтересовался Кулл.
Ту положил перед ним каменную табличку, на которой был выгравирован закон.
“Тысячи лет этот закон был – видишь, Кулл, на камне он был высечен первобытными законодателями, так много веков назад человек мог считать всю ночь и все равно не сосчитать их всех. Ни ты, ни какой-либо другой король не вправе изменить это ”.
Кулл внезапно ощутил тошнотворное, ослабляющее чувство полной беспомощности, которое начало одолевать его в последнее время. Ему казалось, что царствование было другой формой рабства – он всегда добивался своего, прорубая путь сквозь своих врагов своим огромным мечом – как он мог одержать верх над заботливыми и уважительными друзьями, которые кланялись и льстили и были непреклонны против всего нового или каких–либо изменений - которые забаррикадировали себя и свои обычаи традициями и древностью и спокойно бросили ему вызов изменить что–либо?
“Иди”, - сказал он, устало махнув рукой. “Мне жаль. Но я не могу тебе помочь”.
Сено вал Дор вышел из комнаты сломленным человеком, если поникшая голова и согнутые плечи, тусклый взгляд и волочащиеся шаги что-нибудь значат.
III
“Я ДУМАЛ, ТЫ ЧЕЛОВЕК-ТИГР!”
Прохладный ветер шептал в зеленых лесах. Серебряная нить ручья вилась среди огромных стволов деревьев, с которых свисали большие лианы и пестрые гирлянды лиан. Запела птица, и мягкий солнечный свет позднего лета просочился сквозь переплетенные ветви, чтобы золотыми и черными бархатными узорами тени и света упасть на покрытую травой землю. Посреди этой пасторальной тишины маленькая девочка-рабыня лежала, уткнувшись лицом в свои мягкие белые руки, и плакала так, как будто ее маленькое сердечко вот-вот разорвется. Птица пела, но она была глуха; ручей звал ее, но она была нема; солнце светило, но она была слепа – вся вселенная была черной пустотой, в которой реальны были только боль и слезы.
Поэтому она не услышала легких шагов и не увидела высокого широкоплечего мужчину, который вышел из кустов и встал над ней. Она не осознавала его присутствия, пока он не опустился на колени и не поднял ее, вытирая ей глаза руками, нежными, как у женщины.
Маленькая рабыня посмотрела в темное неподвижное лицо с холодными узкими серыми глазами, которые только что были странно мягкими. Она знала, что этот мужчина не был валузийцем по его внешности, и в эти беспокойные времена маленьким девочкам-рабыням не пристало попадаться в безлюдных лесах незнакомцам, особенно иностранцам, но она была слишком несчастна, чтобы бояться, и, кроме того, мужчина выглядел добрым.
“В чем дело, дитя?” он спросил, и поскольку женщина в сильном горе, скорее всего, изольет свои горести любому, кто проявит интерес и сочувствие, она захныкала: “О, сэр, я несчастная девушка! Я люблю молодого дворянина–”