Выбрать главу

Древневосточное мышление называют мифологическим. Древний человек соотносил собственный опыт с мифами, которые повествовали о деяниях богов. Он чувствовал себя комфортно, считая частности лишь одним из проявлений чего-то огромного и всеобъемлющего. Соотнесение собственных наблюдений или опыта с мифом освобождало человека от необходимости поиска причинно-следственных связей в прошлом или принятия каких-то чрезвычайных мер в будущем.

Коль скоро у древнего человека не было чувства времени, относительности или объективной причинной обусловленности, его никак нельзя назвать историком. Он не хотел копаться в прошлом для того, чтобы объяснить какое-то явление, ему было достаточно верить в его божественное происхождение. Он не занимался поиском настоящих причин и не прослеживал от начала и до конца цепочку хронологически и логически связанных друг с другом событий. Кроме того, он занимался лишь мифотворчеством и не пытался разработать философию истории, которая, благодаря осмыслению причинно-следственных связей, позволила бы ему объяснить последовательность событий.

Это означает, что наши основные источники – надписи и произведения искусства – не имеют ничего общего с отражением хода времени и причинно-следственных связей. Следовательно, в древности представления людей об исторической истине отличались от наших. Там, где истину видели во вмешательстве и действиях божества, основным критерием оценки событий было чудо. Там, где, как в Древнем Египте, царя почитали как бога, он олицетворял собой государство и все силы государства были направлены на поддержание этой догмы, целью письменных источников было запечатлеть божественное, чудесное и непреходящее. Это можно называть «пропагандой», направленной на укрепление представлений о божественной власти. Были случаи, когда она приводила к искажению реальных событий или полному их подлогу, но нельзя отрицать, что сознание древнего человека воспринимало эту «пропаганду» как непреложную истину.

К сожалению, это ставит под вопрос все используемые нами исторические данные. Ведь если факты представлены предвзято или и вовсе искажены, то как мы можем быть уверены в том, что они вообще имели место? И у нас нет возможности привести древних писцов в суд, найти еще несколько их современников, которые выступили бы компетентными, незаинтересованными и не подверженными самообману свидетелями. Для объективной оценки событий прошлого подобной возможности не существует. Ее нет и в древнеегипетском изобразительном искусстве, которое находилось вне времени и было таким же агитационным, как и литература. Однако она присутствует в памятниках материальной культуры, найденных при раскопках, но лишь в немногих случаях с их помощью можно опровергнуть или скорректировать данные, полученные нами из письменных источников.

Все, что нам остается, – это тщательно, насколько позволяет огромный объем материала, изучать все имеющиеся данные, проверять их достоверность по другим египетским памятникам, по источникам, созданным представителями других народов и культур, и посмотреть на них с точки зрения здравого смысла, потом сделать предварительные обобщения о древнеегипетской культуре в целом и только после этого наконец применить эти обобщения для интерпретации частностей. Такой подход может показаться неубедительным, ведь предлагаемая методология настолько же дедуктивна, насколько и индуктивна, но она в равной степени субъективна и объективна. Мы не ставим телегу впереди лошади; напротив, мы впрягаемся сами и неспешно начинаем самостоятельный путь.

Возможно, этот подход не будет казаться неуместным, если взять в расчет разницу между историей Древнего Египта и, например, современной Европы. Если древние источники скупы, предвзяты и пропитаны мифотворчеством, имеем ли мы право принимать их без критики? Можно возразить, что в догреческом мире не существовало исторической науки в строгом смысле этого слова, были только историки – люди передовых взглядов, пытавшиеся систематизировать, осознать и объяснить то, что не говорит само за себя и отсылает к мифам о богах. Если так было на самом деле, то нам стоит честно признать это и работать в субъективной и дедуктивной атмосфере. В этой книге содержится множество личных размышлений о значении культуры Древнего Египта, и при чтении возникнет значительно больше вопросов, чем ответов на них.