Потом был колледж. Коэффициент интеллекта Джереми превысил уровень, установленный правительством для одаренных детей, и он попал в квоту на стипендию. На пиво и сигареты стипендии не хватало, но на еду и шмотки из магазина подержанных вещей — вполне. И он продолжал карабкаться, благословляя своё трудолюбие и проклиная свои жидкие мозги, из которых едва-едва можно было выжать две-три капли концентрата мыслей, которые он изрядно разбавлял водой слов и относил статьи в редакцию. Отдаваясь работе, как любимой девушке, выкладываясь целиком, сделав здоровый образ жизни своим кредо, гордясь им, как другие гордятся умением пить не пьянея. И никогда не позволял себе лишнего, а лишним считалось почти все. Кроме Элен, разумеется.
После разговора с Навкиным Джереми всю дорогу до отеля просидел, бессмысленно таращась в окно. Гудела пустая голова, и внутри невыносимо жгло, так что перехватывало дыхание. Отпустив водителя, он зашел в магазин возле отеля, молча ткнул в стеклянную башенку с часами и какую-то нарезку, поднялся в номер, не раздеваясь налил первую рюмку. Водка оказалась безвкусной, жгучей и противно воняла больницей, напоминая об Элен, вместо того чтобы помочь забыть. Но спускаться за другим спиртным уже не было сил, как и разговаривать со службой доставки. Он поспешно влил в себя еще пару порций, раскрыл нарезку, смутно понимая, что надо чем-то закусывать, но так и не смог прикоснуться к мясу, подернутому белёсой тонкой пленочкой жира. После пятой или шестой рюмки раскаленный комок в груди начал таять, Джереми снял куртку и даже достал телефон, чтобы позвонить Элен, но сначала решил выпить еще чуть-чуть, тем более, что все оказалось не так уж страшно. И да будут благословенны то ли инстинкты, то ли последние остатки соображения, благодаря которым он отключил сотовый перед тем, как вырубиться окончательно.
Телефон звонил долго, так что он успел проснуться, отдышаться от привидевшегося кошмара и сообразить, что адрес отеля знают только в родной редакции. Тяжело перекатился по постели, заметив, что не снял ботинки, поднял раритетную пластмассовую трубку. Ликующий голос редактора штопором ввинчивался в мозг, вспышками отдавался под зажмуренными веками, Джереми с трудом выхватил знакомую фамилию, употребленную в каком-то странном, режущем слух сочетании.
— Что Навкин? — переспросил он хрипло, мечтая о стакане ледяной содовой, душе и таблетке от головной боли.
— Навкин в коме! — жизнерадостно проорал редактор. — Джереми, ты меня совсем не слушаешь? Ты что, всю ночь пил и гулял с московскими девушками?
Он отвратительно весело заржал над собственной шуткой. Разумеется, аскет Джереми — пьет? Шутка дня, ага…
Джереми сполз с кровати, одной рукой держа трубку возле уха, а второй пытаясь нащупать в тумбочке аптечку. Там должны быть таблетки, определенно должны быть… А Навкин может сдохнуть, и чем быстрее — тем лучше… Что?!
— Когда? — прокаркал он в трубку. — Черт побери, потише, Кит, умоляю. Голова раскалывается. Что с Навкиным?
— Сегодня ночью, — снизил уровень громкости Кит, умница, лучший редактор, который когда-либо был у Джереми, идеальный журналист, сволочь редкостная, готовая и собственную мать продать за сенсацию. Разумеется, только в мертвый сезон.
— Джереми, если ты не в порядке, приходи в себя и давай за работу. Вечером, после разговора с тобой, старику стало плохо. Колись, Джереми, что ты ему такое наговорил? В общем, врачи рекомендовали немедленный перенос. Сердце там, сам понимаешь… Но что-то у них пошло не так, и на выходе получился не новенький академик в теле какого-то неудачника, а сам неудачник и тело Навкина в коме. Мозговая активность по нулям. Джереми, ты слушаешь? Это сенсация, парень! Первый провальный перенос с того времени, как процесс был заявлен отработанным и безопасным. И кто! Один из отцов переноса. Эй, малыш, ты там не заснул? Я звонил тебе на сотовый, какого чёрта ты отключил телефон? В Москве нет аптек? Что с твоим вчерашним интервью? Утренние газеты сходят с ума, но у нас эксклюзив, если ты сейчас оторвешь задницу от дивана и скинешь текст в редакцию…
«В этом весь Кит, — мрачно подумал Джереми. — Сам работает до одурения и считает, что смерть — это просто повод для эксклюзива. Проклятье, что пошло не так? Что могло пойти не так с самим Навкиным? А если бы это была Элен?»
Имя обожгло чувством вины. Господи, она же с ума сходит, девочка моя, какая ты свинья, Джереми. Пьяная свинья! И Кит теперь не отцепится, пока материал не будет в редакции, его тоже можно понять — и в самом деле, это эксклюзив — последнее интервью Навкина за… Его переносили ночью, так что за несколько часов до смерти, получается. То есть, комы, конечно. Пока только комы.