Росс поглядел на Салли. Она подалась вперед, упершись локтями в колени, обхватив ладонями подбородок и ловя каждое слово Рамиреса.
— Если наша революция победит, побежденные уйдут в горы. А когда победит их революция, на борьбу поднимется уже следующее поколение. И так оно идет, из поколения в поколение, пока люди не забудут причины, из-за которой это все когда-то началось.
Нашарив чашку, старец взял ее обеими руками и поднес чай к губам.
Россу все это начинало надоедать: пора было переходить к делу.
— Мистер… простите, сеньор Рамирес, мы пытаемся найти человека, который убил Октавио Мартинеса.
Голова старца дернулась: похоже, ему хотелось узнать реакцию Салли. Он снова нашарил кончиками пальцев блюдце и поставил чашку на место.
— Нет, нет. Тавито[107] не был солдатом. Он был учителем. Вы знали это?
Росс, сбитый с толку, вопросительно посмотрел на Салли.
— Да, конечно. Я об этом знал. Но вообще-то нас интере…
— Потом он ушел в джунгли,— ровным голосом продолжал старец и вдруг замолчал.
Он довольно долго сидел так, обратив лицо к свету, и Росс начал спрашивать себя: почему он так скован и совсем не расположен вести беседу.
— Сеньор Рамирес?
— Si[108],— ответил старец, вздрогнув.
— Сеньор Рамирес, как вы думаете: мог Ортега подослать убийцу в Америку, чтобы расправиться с Мартинесом?
Старец покачал головой и тихо рассмеялся:
— Нет, muchacho[109]. Ортега хочет выглядеть государственным мужем, а не солдатом. У Ортеги есть друзья в журнале "Тайм". И в Ассошиэйтед Пресс тоже. Он считает, что если сумеет выиграть войну в американской прессе, то со временем выиграет ее и в джунглях.
— Но кто же тогда отдал приказ убить Мартинеса? — спросил Росс.
Наступило долгое молчание.
— Простые люди становятся добычей тех, кто жаждет власти,— изрек старец.
Росс огляделся. Взор Салли был по-прежнему устремлен на Рамиреса: глаза ее отблескивали льдом. Хотя тот и не мог их видеть, он, казалось, съежился от пронзившего его тело холода.
— Жажда власти,— продолжал Рамирес не слишком уверенно,— это… это страшный зверь, который поедает все. И чем больше ему дают пищи… тем… больше он сам становится. А чем больше становится… тем больше растет его аппетит. Те, в чьих руках власть, хотят, чтобы ее было как можно больше. А те, у кого она абсолютная, наиболее ненасытны.
— Но кто же они? — продолжал настаивать Росс.— Кто?
— Молодой человек, вы что, тоже слепы? — И Рамирес, нащупав стоявшую рядом с ним трость и опираясь на подлокотник кресла, поднялся во весь свой рост.
Следом за ним встал и Росс.
— А сейчас прошу меня извинить,— произнес старец и, шаркая, пошел к дверям…
— Господи Иисусе, это же надо — потерять столько времени! — не сдержался Росс, когда они сидели на корме катера, увозившего их прочь от виллы " La Reserva ".
Салли, однако, ничего не ответила. Она сидела, вся уйдя в себя, в дальнем углу палубы.
— Этот тип безнадежен,— заключил Росс.— Ничего удивительного, что они никак не могут выиграть эту войну.
17.40.
Со стороны они выглядели как трое старых закадычных друзей, каких можно немало увидеть после полудня на скамейках парка, мирно беседующих о былых временах,— в рубашках с расстегнутыми воротничками, в стареньких шерстяных пуловерах, в брюках, пузырящихся на коленях и сзади. Таких старичков можно было видеть и на трибунах во время военного парада в День памяти[110] — солдат, пришедших, казалось, из какой-то другой эры. В голубых с золотом фуражках ветеранов иностранных войн. И пусть им не так-то просто бывало подняться, когда проносили знамя, зато они стояли потом прямо, как часовые, приложив к сердцу покрытые старческими пятнами руки. И, глядя на них, вы понимали: за эту свою привилегию они заплатили слишком дорогую цену.
Впрочем, троица, сидевшая в комнатушке в дальнем углу второго этажа Белого дома, состояла не из пенсионеров. В нес входили президент Соединенных Штатов, спикер палаты и лидер большинства в сенате.
— Сэм,— начал О'Доннелл,— ситуация крайне серьезная. И ты это знаешь.
— Да, безусловно.— Сэм Бейкер откинулся на спинку своего кресла-качалки.
— Соответствуют ли истменовские утверждения действительности?
— До известной степени.
Сенатор Лютер Гаррисон набил трубку и вопросительно взглянул на О'Доннелла, который, однако, не ответил на его взгляд.
— Как это — до известной? — решился тогда уточнить сам Гаррисон.
— Ну, скажем, то, что расследованием убийства по линии ФБР занято только двое. Тут он прав.
— Но почему, черт возьми, О'Брайен так поступил? — не сдержался О'Доннелл.— Ему бы выделить не двоих, а две сотни!…
— Это была просьба Лу Бендера.
— Чертов ублюдок,— вспылил О'Доннелл.— Да пошли ты его в задницу, Сэм! И немедля, чтоб и духу его здесь не было.
— Поверь, все не так просто. Были ведь еще и другие убийства.
— Какие? Когда?
— Собраны улики, которые подтверждают: совершено преступление, которое может уничтожить все то, чего нам удалось достичь в Латинской Америке.
О'Доннелл уставился на него во все глаза.
Гаррисон, чиркнув спичкой, поднес огонек к трубке и начал ее раскуривать.
— Сэм… мой долг… извиниться перед тобой… Честно говоря, я… не ожидал… такой откровенности,— признался он в паузах между затяжками.
— Люк[111], а я ведь всего сейчас не раскрываю.
— То есть как это? — удивился О'Доннелл.
— В этом деле есть еще кое-что. Но пока я не могу это обсуждать.
— Кое-что, что уже случилось или еще случится? — осторожно спросил О'Доннелл.
— Что уже случилось. И возможно, потребует участия Управления по контролю за деятельностью разведки.
— Господи! — Гаррисон едва не выронил трубку — ему пришлось вскочить, чтобы стряхнуть пепел, пока он не прожег пуловера.
— Управление по контролю? — переспросил О'Доннелл.— Пресвятая Дева Мария!
УКДР — так сокращенно называлось это управление — было учреждено по следам "Уотергейта" в послениксоновские времена, чтобы дать гражданским лицам возможность предотвращать незаконные операции разведслужб Соединенных Штатов.
— Да, джентльмены, перед нами проблема, которую Дэн Истмен и вообразить не может. Проблема, чреватая опасным взрывом.
— А когда он может произойти? — спросил О'Доннелл.
— Не знаю. На этой неделе, на следующей…
— Черт подери, неужели во время съезда?
— Весьма возможно.
О'Доннелл вжался в кресло:
— Бога ради, Сэм, неужели никак… никак нельзя избежать этого?
— То есть что, замять скандал?
Гаррисон, выбив трубку над пепельницей, поднялся.
— Джентльмены,— он посмотрел на часы,— уже поздно. Мне пора идти.
— Садись, Люк,— повернулся к нему О'Доннелл.
— Черта с два я буду тут с вамп рассиживаться,— рассердился тот.— Мне не нравится, как идет наш разговор. Так что уж лучше вам вести его без меня.
— Мы принимаем твои возражения к сведению,— заметил О'Доннелл.— А теперь садись, черт бы тебя побрал!
Гаррисон присел на край стола.
— Теперь насчет Петерсена, которого эти фэбээровцы разыскивают,— начал О'Доннелл, обернувшись к президенту.— Уж не хочешь ли ты сказать нам, что он все еще находится на службе у ЦРУ?
— Вовсе нет. Но я буду признателен тебе, Чарли, если ты прекратишь дальнейшие расспросы. Пожалуйста.
Поднявшись, Бейкер подошел к окну: там у ворот, где находились сторожевые посты, стояли тяжелые бетонные заграждения — на случай нападения террористов. Он знал: в прежние времена президент и госпожа Кулидж[112] на рождество стояли у дверей Белого дома, пожимая руки прохожим и приветствуя каждого из них. Боже, как давно это было! Как изменился с тех пор мир, каким недоверчивым стал! Наверняка ему, Бейкеру, куда спокойнее будет, если на следующий год он отправится к себе в Локхарт-Хилл на Виргиния-ривер к своим внукам и книгам.
110
Memorial Day — День памяти павших и Гражданской (1861-1865 гг) и других войнах. Отмечается 30 мая.