— Да, конечно.
Специалист-гример наложил немного пудры на лоб каждому. Затем тот и другой натянули пиджаки на толстые свои телеса.
— Волосы у меня в порядке? — спросил О'Доннелл.
Он все оглядывался, пытаясь поймать свое изображение в мониторе.
— Как у старой овчарки,— сказал ему Гаррисон.
Чэндлер любил наблюдать, как власть имущие дергаются в ожидании интервью. Именно про это говорил, помнится, декан их журналистской школы в своей напутственной речи: "Работа журналиста заключается в том, чтобы умиротворять беспокойных и заставлять дрожать успокоенных". По крайней мере половину этого наказа Чэндлер, пожалуй, выполнил хорошо.
Кончился рекламный ролик. Двое мужчин уселись, как указал им студийный режиссер. А Чэндлер все наблюдал. Затем Брайант Гамбел, представляя их, произнес:
— Доброе утро, джентльмены. Спасибо, что посетили нас.
И принялся изничтожать их.
— Сенатор Гаррисон,— начал Гамбел,— способен ли комитет, находящийся под влиянием партии президента, провести беспристрастное расследование убийства Мартинеса? А тем более привлечь к ответу президента Бейкера, если он виновен в противодействии правосудию?
— Да, Брайант,— ответил Гаррисон,— не легко собрать такой комитет. Мы еще далеки от решения этого вопроса.
— Вице-президент требует расследования конгрессом. Считаете ли вы себя вправе уклониться от его требования?
— Мы намерены дать оценку его голословному утверждению и определить, требуется ли расследование конгресса и будет ли оно оправданно.
— Но разве не провал ФБР в этом расследовании подставил администрации Бейкера — привожу здесь слова вице-президента Истмена — подножку? Спикер О'Доннелл, что вы скажете по этому поводу?
Удобно устроившись в зеленом кресле в углу своего кабинета на семейном этаже Белого дома, Сэм Бейкер тоже смотрел телепередачу. На столе перед ним лежала раскрытая "Вашингтон пост". О'Доннелл оказался хитрой старой лисой, слишком умной, чтоб угодить в ловушку Гамбела. Он ответил:
— Брайант, вы прекрасно знаете, у ФБР есть немало способов, чтоб вести расследование. Одни из них видны всем, другие — наоборот.
— Вы хотите сказать, мистер спикер, вице-президент ошибся, утверждая, что расследование убийства было поручено только двум агентам?
— У нас с сенатором Гаррисоном сегодня на утро назначена встреча с директором ФБР О'Брайеном. Полагаю, сперва мы узнаем его оценку ситуации, а после вынесем свое суждение.
— Сенатор Гаррисон,— не унимался Гамбел,— лидеры оппозиции говорят, что по политическим мотивам вы и спикер О'Доннелл намерены затянуть начало расследования, пока не пройдет съезд партии, на котором будут выдвинуты кандидатуры президента и вице-президента. Это правда?
— Практически невозможно собрать комитет по расследованию до окончания съезда,— сказал Гаррисон.— Существует установленная процедура. Члены комитета должны быть выбраны обеими партиями — один из палаты представителей, другой из сената. Само собой ни при каких обстоятельствах это произойти не может.
— А след убийцы полковника Мартинеса остывает день ото дня, не так ли?
— Брайант,— сказал О'Доннелл,— я готов заверить вас и весь американский народ, конгресс сделает все, что в его силах, дабы убийца полковника Мартинеса предстал перед судом. И я готов подчеркнуть: если факты подтвердят заявление Истмена и в самом деле потребуется выборный комитет от сената и палаты представителей, мы создадим таковой, и он проведет беспристрастное, тщательное и доказательное расследование.
— Сенатор Гаррисон, спикер О'Доннелл, благодарю вас, джентльмены, за то, что это утро вы провели с нами.
Бейкер выключил телевизор. Ребята выкрутились. Он был рад. И в то же время никакой легкости на душе. Он оказался перед дилеммой. Словно в лабиринте со множеством острых углов и тупиков. И может статься, из этого лабиринта нет выхода.
Возможно, он и уговорит партию не заставлять его сражаться за президентское кресло в одной упряжке с Терри Фэллоном. Не выдвигать Терри кандидатом в вице-президенты. Но парадокс заключался в том, что без Фэллона он может не выиграть главное сражение — президентские выборы.
Если он потребует расследовать заражение Октавио Мартинеса вирусом СПИДа, данные об этом могут просочиться и перепугать союзников в Латинской Америке. Утечка подобной информации также заставит преступников скрыться. И больше их уже не найдут. Но если он не потребует такого расследования, а Совместный комитет обнаружит заражение, последствия могут быть еще хуже. В этом случае он явно нарушит клятву своей администрации — все преступники должны предстать перед судом.
Но с другой стороны, если след СПИДа ведет в ЦРУ, его администрация все равно будет обесчещена. И тогда Терри Фэллон уйдет со съезда кандидатом в президенты.
Сэм Бейкер знал: время — вот в чем он нуждается больше всего. Классифицировать ответы, собрать все факты, сделать выбор. Но он знал также: паутина опутывает его. Она все плотнее. И с каждым последующим днем, днем, полным хитрых маневров, нити лжи сплетаются гуще, и вскоре ничего не останется, кроме тьмы кромешной.
У президента довольно власти отложить, помешать, остановить. Даже устроить обструкцию в конгрессе, если надо. Но Сэм Бейкер прекрасно знал последствия подобных действий. Он лично видел, что случилось с президентом Никсоном, когда тот попробовал подмять закон.
Он многому научился, когда вместе с Сэмом Эрвином работал в Совместном комитете сената по "уотергейтскому" делу.
Он уяснил: расследование конгресса, однажды начавшись, раскручивается неумолимо и безжалостно. Все размелет в муку. И высечет искру. А от нее разгорятся инстинкты толпы. Средства массовой информации превратили слушания по делу об "Уотергейте" в некое подобие Далласа[121]. Так соблазнительно, так завлекательно, так легко перечеркнуть все, в самом деле значимое в сем подлунном мире. Вот что сейчас тяжело засело в голове Сэма Бейкера.
Телевидение и пресса буквально извергали "Уотергейт". Равновесие в критическом освещении прочих дел в государстве рухнуло. С июня 1972 года, когда арестовали уотергейтских преступников, до отставки Никсона только два события проложили себе дорогу к сознанию американцев: война Судного дня в октябре 1973 года и отставка вице-президента Спиро Агню.
Мало кто понял значение национализации Ливией иностранных нефтяных компаний в тот же сентябрь. А в апреле кто заметил, как арабы, совершив налет на пограничный израильский городок, вызвали целый ряд событий, приведших к вторжению в Ливан? И Ливан рухнул тогда как страна. Как нация.
Когда наступали редкие периоды затишья в календаре "Уотергейта", Сэм Бейкер заговаривал об этих событиях, пытался расшевелить своих коллег-сенаторов, открыть глаза своим избирателям на близкую и реально существующую опасность. Бессмысленно. Глас вопиющего в пустыне. Средства массовой информации тявкали более двух лет после ухода Никсона, а нация наблюдала, словно зачарованная, в совершенном неведении, как вокруг менялся и мрачнел мир. Средства массовой информации разбирали по косточкам злоупотребление властью Никсоном, и американцам только и оставалось, что бояться потенциального зла, исходившего из ужасного президентского офиса. Сэм Бейкер знал: пройдет еще немало времени, прежде чем Америка почувствует себя вновь уверенно при сильном лидере в президентском кресле.
Шесть лет правления сперва некомпетентного Джеральда Форда, а затем чрезмерно уступчивого Джимми Картера — таково было наследство Никсона.
Когда Сэм Бейкер пришел в Белый дом, он решил придерживаться среднего курса, использовать метод "кнута и пряника", дабы подвигнуть страны континента развивать экономику и демократию. Но вскоре после избрания Бейкера стало ясно, что Кастро полон решимости использовать Никарагуа в качестве плацдарма для дестабилизации в Центральной Америке. А в конечном счете и в Мексике. Это обстоятельство наложило своей отпечаток на большинство принимавшихся Бейкером решений. И единственное, что ему осталось,— война контрас в Никарагуа, уродливая война, квазиправовые обязательства. Но по крайней мере народная милиция Ортеги вынуждена сражаться в собственных горах, а не экспортировать революцию на север, через границу Гондураса. Бейкер пришел в Белый дом как человек с мечтой о мире во всем мире. А оказался пленником кризиса, инструментом для развязывания войны.
121
Намек на убийство в Далласе, столице штата Техас, президента Джона Кеннеди в ноябре 1963 года.