— О, хлопчики, много людей носило эту мою обувку, — вероятно заметив мой взгляд, заулыбался парень. — Мне она досталась от старшего брата.
— А книга? — спросил я.
— Книга?.. И книга от него. Убили его беляки, замучили. Только и всего, что осталось от него, вот эта книга да опорки. И еще… Хочу быть таким, как он… — Парень вдруг обратился к Степану: — Вот, скажем, ты… Кем ты хочешь быть, когда окончишь школу?
— А мы нынче осенью только пойдем… в первый класс, — смутился Степан.
— Но пройдет время…
— А кем был твой брат? — смело спросил Степан.
— Мой брат был в Красной Армии.
— И я буду красноармейцем.
Тогда парень спросил меня:
— А ты?
— А мы со Степкой всегда вместе. Где он, там и я буду.
— Стало быть, в Красную Армию подадитесь. Это хорошо. Но что для этого надо сейчас вам делать?
— А что ты скажешь? — спросил Степа.
— Да, что скажете? — подхватил я.
— Вам нужно хорошо в школе учиться… И я вот иду в город. Хочу учиться на агронома. Люблю я, хлопятки, землю. Советую и вам полюбить ее.
— Мы и так любим, ведь она — наша! — выпалил я.
— Вот ж славно! — воскликнул парень. — Правильное понятие у вас. Но любить надо с умом…
— Про то, наверное, В книге твоей написано? — спросил я.
Парень поднялся, шагнул к родничку, умылся, пофыркивая, и продолжал:
— Человек должен всегда быть чистым и светлым душой, как эта родниковая вода. Для этого надо жить на свете. И вы должны быть такими. Неплохо, что вы хотите стать красноармейцами. Но прежде учитесь, станьте прилежными пахарями, ибо без хлеба нет жизни. И армии нашей необходим хлеб… И вот в этой книге, которая так заинтересовала вас, хлопятки, очень правильно сказано: «Земля любит мозолистые руки и сторицей воздает человеку за пролитый им в труде пот. Человек будет всегда хорошо жить, если по-настоящему полюбит землю». То-то!
Было это в той книге, или сам парень придумал те слова, но только они залегли в мою память на всю жизнь. Я больше никогда не встречался с ним, однако помню: быстро надев опорки, легко ступая, он зашагал по дороге к городу.
Скоро подоспела пора и нам со Степой идти в школу.
Размещалась наша школа в красивом здании — в старинном двухэтажном особняке с колоннами.
Особняк будоражил ребячье воображение: в селе ходили слухи, будто хозяин особняка — помещик Троепольский — хотел спалить его, когда заявился сюда с бандой «зеленых». Но вроде бы сам легендарный матрос Железняк подоспел со своими товарищами — застрелил собственноручно в нашей школе помещика…
К первому заливистому школьному звонку мы со Степой прибежали живо, и не с пустыми руками.
— А у меня — рыбец! — похвастался Степа. — Чуешь, какой? Жирнющий! Отец поймал. А я — из погреба эту рыбину. Понимаешь — тайно… Регинка Кочергина во-он какой букетище учителке поволокла. Да что цветы?! Ими кендюх не набьешь. А это же — рыбец! Над всеми рыбами рыба, на семерых хватит… Пускай учителка знает наших! Думает Регинка — если и мать ее учителка, так и цаца.
А моя торбинка была полна яблок — одно к одному, краснобокие, сочные.
Степа твердым шагом прошел между партами и положил на учительский стол торбинку с рыбцом.
— Это вам от меня… подарок!
Я же, смущаясь, сунул молча свою торбинку в самые руки Капитолины Леонидовны, покраснел как рак, шмыгнул носом. И вдруг, точно ошпаренный, метнулся к задней парте, еще никем не занятой. За мной не спеша двинулся Степа, угнездился рядом, выжидательно поглядывая на учительницу.
Тут она, как мне показалось, вроде бы начала приходить в себя от изумления. Губы ее вздрагивали, не сразу она проговорила:
— Подойдите… ко мне… мальчики! — и поманила нас скрюченным указательным пальцем. — Отнесите все это туда, где взяли. Ну же, Бездольный!
Теперь пришла очередь Степе покраснеть под взглядом учительницы, но, пожав плечами, он неторопко подошел к нашим подаркам, сгреб их в охапку и, возвращаясь на свое место, хитро подмигнул мне.
— Так это ж не только от меня. И… от батька, — соврал Степа.
— Ты меня понял?.. А яблоки, Градов, от твоего отца? — спросила Капитолина Леонидовна. И совсем сердито, но мне уже не было страшно, сказала: — С тобой будет особый разговор. Эти яблоки я лично верну… хозяину.
Капитолина Леонидовна Балабон стояла на квартире у того «хозяина», на сад которого я неоднократно совершал набеги и которого в нашем селе все с презрением называли нэпманом.