После предупреждения Андрея куряне притихли. И во мне как бы прибавилось решимости.
— Послушаем, товарищи, Бездольного, — обратился я к бойцам и подумал: «Возьми шаг, Степа, не дай в обиду наших!»
И Степан «взял шаг», да еще как твердо и широко.
— Так вот… Относительно желания Ивана да Васи повидаться с местными девчатами возражений не имею. Но лично мое предложение: поедем, хлопцы, в Суздаль, в гости к поэту.
Возражений не было. Так все мое отделение побывало в гостях у поэта.
Несмотря на нездоровье, Иван Абрамович Назаров встретил вас приветливо. Увидя нашу бравую ораву, он будто хватил глоток живой воды.
— Варюшка! — позвал он свою жену. — Подавай-ка моим юношам разносольчику — моих огурчиков да помидорчиков. Чай, соскучились по домашнему!
Мы со Степой бывали не раз в его доме о трех окнах по фасаду. Дом небольшой, но нам не было в нем тесно, потому что каждый сразу чувствовал свободное обращение с ним его удивительно общительного хозяина. И с не менее подкупающей общительностью принялась угощать моих бойцов хозяйка — пожилая, но еще довольно крепкая и подвижная женщина. Накрывая стол, она приговаривала:
— Кушайте, милые. Это не просто суздальские помидорчики да огурчики, а и собственно руками Иванушки взращенные.
В передней, где нас принимали хозяева дома, одна стена была заставлена стеллажом с книгами.
— «Кобзарь»! — вдруг вскрикнул Плацындар. — Глядите, хлопцы, наш «Кобзарь»!
Андрей показывал на стеллаж, и все увидели выставленный на самом видном месте томик «Кобзаря».
Иван Абрамович ухмыльнулся, покрутил усы. Пригласил всех поочередно заглянуть в небольшую комнатку — его рабочий кабинет, где на стенах были портреты Пушкина, Кольцова, Толстого и Горького, написанные рукой самого хозяина дома. И тут же — портрет Шевченко.
— И «Кобзарь», и этот портрет Тараса Григорьевича бесценны для меня, — говорил Иван Абрамович. — Дарены мне замечательным поэтом Иваном Алексеевичем Белоусовым в августе тысяча девятьсот первого года. Вас-то и на свете тогда не было… И этот томик «Кобзаря» — перевод Ивана Алексеевича. Был он в полном смысле образованнейший и смелый человек. Квартира его в Москве представляла редкий уголок уюта, теплоты и радушия. Бывали в нем частенько писатели Антон Павлович Чехов, Николай Дмитриевич Телешов и Николай Николаевич Златовратский, Максим Леонович Леонов и Спиридон Дмитриевич Дрожжин. Белоусов имел близкое знакомство с Толстым, Горьким и Короленко.
Иван Абрамович увлек нас своим рассказом об этих людях. Говорил и о своих творческих планах. Красноармейцы, затаив дыхание, слушали рассказ о его творческом подвижничестве: много лет он собирает малоизвестный материал о писателях из народа, составляет литературно-библиографический словарь, куда вошло уже за тысячу имен простых, но талантливых людей, писавших в неимоверно трудных условиях и сумевших создать богатейшие духовные ценности. Он прочитал нам отзывы о своем труде Алексея Максимовича Горького и Демьяна Бедного. Горячо говорил о поэтах-самородках, стихи которых напечатал еще в дореволюционное время в издаваемом на свои деньги альманахе «Пробуждение», в частности назвал Василия Андреевича Монина, проживавшего в Сибири.
— Вся жизнь этого человека протекала на разных маслодельных заводах Петропавловска, Ишима, Омска, Барнаула… — сказал Иван Абрамович и вдруг прижмурился, помял свое разрумянившееся лицо и встряхнул головой. — Надо же, а! — Он кинул взгляд на меня: — Таким образом, мой юноша, мои стихи могли оказаться в руках твоей любимой. Может, на крыльях того же Василия Андреевича… — Он помедлил, оценивающе переводя глаза на каждого из нас, точно хотел убедиться, способны ли мы правильно понять то, о чем он давно собирался сказать, постепенно подводя к тому беседу с нами, и наконец решился. — Так что ж, придется поговорить с вами о беде вашего командира, — повел он рукой в мою сторону. — С ним вместе, кажется, попал и я в беду…
Все насторожились, приумолкли. А Иван Абрамович не без грусти в голосе принялся говорить о письмах Регины ко мне, потом спросил, глянув на меня:
— Ты написал ей?
— Да, Иван Абрамович, — ответил за меня Степан. — Вдвоем писали…
— И какой получили ответ?
— А никакой, — сказал Степан. — Времени сколько прошло!
— Написал и я, — участливо хрипловатым от огорчения голосом произнес Иван Абрамович. — И недавно получил ответ. Прочитал — и сердце чуть не разорвалось…