— Вон, гляди, и сама мамка бежит! Ириша, скорее сюда!
Побледнел, страшно изменился в лице командир танка.
— Зовут-то тебя как? — спросил он у мальчишки, положив свою тяжелую руку на нечесаную светловолосую его голову.
— Бориской зовется, — ответил старик за мальца, потому что тот, смутившись, будто язык проглотил, сник весь.
Глаза Курдюмова полыхнули огнем.
— Боренька!.. Бориска… Борис Викторович…
Не нашлось других слов у танкиста Виктора Курдюмова. Не выпало и слезы, потому что, как я почувствовал, сердце его в такой неожиданности от слезы захлебнулось.
Там, в другом населенном пункте, никому из наших солдат не выпало такой счастливой встречи. Не довелось повидаться и той маленькой девочке с отцом, а ее матери — с долгожданным мужем.
Убитая девочка лежала на улице, у плетня, возле хаты. Она лежала с протянутыми к плетню ручонками, точно и после смерти все еще стремилась проскочить во двор.
Не подоспел на помощь ее отец — быть может, воюет где-то на другом фронте, а может, и сам лежал вот так — с протянутыми руками… у другого плетня. В одночасье приходилось погибать и солдатам, и мирным жителям, когда шел бой.
Как тут не понять родительских слез, хотя и… не пришлось мне стать отцом.
Не было детей и у Степана.
Я вспомнил о друге потому, что вскоре после боя за село, где была убита девочка, мой друг… Однако что это со мной? Не опережаю ли я события?.. Нет-нет, надо сначала о нем, вернее, о нас…
Многое в жизни человека не зависит от него. Порой стечение обстоятельств рушит планы. Точно так произошло и с нами.
Истекало время нашей срочной службы. Мы, как говорится, почти приготовили чемоданы, с тем чтобы вернуться на гражданку и сразу же податься на учебу в институт (непременно с сельскохозяйственным профилем!), но… Когда наш полк вернулся на постоянные квартиры после похода Красной Армии за освобождение народов Западной Украины и Белоруссии, то эти самые стечения обстоятельств тут же повлияли на судьбу Степана. Проявилось решительное влияние старшего политрука Салыгина. Благодаря его хлопотам Степана направили на курсы младших политруков, которые он успешно закончил перед самым началом войны с белофиннами.
В первый же день этой войны наша батарея была преобразована в дивизион. Командование в нем принял капитан Чаевский, а комиссаром назначен старший политрук Салыгин. На его прежнюю должность в батарее нового состава был определен младший политрук Бездольный. Меня эти перемены почему-то не коснулись. Я как бы остался в тени, продолжал командовать отделением разведки. Так было вплоть до 22 июня 1941 года. Тогда уже майор, Чаевский принял командование полком, а Салыгин в новом звании батальонного комиссара стал его комиссаром. Степану накануне было присвоено звание политрука (по три кубаря в петлицах и по звезде на рукавах).
В первые месяцы Отечественной наш артиллерийский полк часто перебрасывался с одного на другое направление фронта. В нелегких сражениях с гитлеровцами погибали и командиры, и сержанты, и рядовые бойцы. Сейчас почти о каждом боевом эпизоде говорят как о подвиге. Но в то время мужество и бойцовская стойкость воспринимались просто как выполнение боевой задачи, как исполнение воинского долга. Командир или рядовой боец — все готовы были стоять насмерть на огневом рубеже. Но каково-то расстаться с жизнью вне боя?! И мы очень переживали смерть нового командира нашей батареи старшего лейтенанта Алимара Джураева. Погиб он, прошитый пулеметной очередью из немецкого самолета, когда вел батарею на марше.
Узбек Алимар Джураев любил произносить: «Хорманг!»
— Хорманг! — заключал он, отдавая какой-либо приказ или приказание.
Все знали, что на языке его нации это означало: «Не уставайте!», то есть пожелание успеха в боевой работе. И на могиле Алимара Джураева мы сказали:
— Хорманг!
— Не устанем мстить за тебя, дорогой Алимар! — произнес Степан.
С этим Бездольный и принял на себя командование батареей — на то последовал приказ по полку. Скоро и мне было присвоено звание младшего лейтенанта. Я стал командиром взвода управления батареи. Служба нелегкая: тут и связисты, и разведчики, и вычислители. На передовой комбат чуточку позади меня, мое же место безотлучно в боевых порядках пехоты.
Случалось и комбату находиться со мной в одном окопе, а то и вдвоем пробираться вперед стрелковых рот, чтобы лучше видеть цель и точнее, с наименьшим расходом снарядов вести огонь орудий на ее уничтожение. Тогда я становился и связистом, и разведчиком — глазом и ухом комбата Бездольного.