— А теперь — гайда! — позвала Вера Павловна, когда мы выпили.
В саду, куда мы вышли, хозяйка поливала нам на руки из садовой лейки. А Цырулик снял рубашку, подставил под струю загорелую спину, на которой, к моему удивлению, заиграли крутые бугры мышц, и бухнул колоколом:
— Давай, родная!
Скоро он скрылся в доме, чтобы к столу появиться в другой, праздничной сорочке. Ушла и Вера Павловна.
За калиткой послышался голос Градова:
— А хозяева дома?
На крыльцо высыпали все разом. Детишки подняли визг. Курганный капитан и для них был самым желанным гостем.
Угощались на открытой веранде.
Градов, окидывая всех задумчивым взглядом, сказал:
— Остапа Оверченко поддержать бы надо… всем миром.
— Ждем, что скажете? — ответил Цырулик.
— Ему же, сказал дедка, лучше, — добавила Вера Павловна. — Или не так?
Дружба нахмурился.
— Как сказать. Меня-то, по крайней мере, узнал.
Все замолчали в ожидании.
— Да не тяните же, Николай Васильевич! — попросила Вера Павловна.
— А и тянуть нечего. Уверен, пойдет он теперь на поправку.
Николай Васильевич стал рассказывать о том, что произошло в доме Оверченко:
— Уложили мы с Мариночкой Остапа в постель. Сами поодаль сели, пригорюнились. Не до разговору нам… Ну я возьми да и включи радио. И вдруг — песня: «В степи под Херсоном высокие травы…» Та самая песня про Железняка, которую каждый школьник в наше время пел. Остап, как услышал такое, привстал с кровати и все глядит и глядит на меня. Я к нему: «Чуешь, Остап?!» Глаза у него все осмысленней и осмысленней. А потом как закричит: «Микола, ты?!» Что тут стало!.. Обнимает меня до удушья, продохнуть не могу… Удивительно!..
Я не совсем к месту заметил:
— Закономерно! Я слышал, такое явление медики называют деменция, то есть результат сильного стресса.
Очевидно, это прозвучало слишком обыденно, вопреки всеобщему торжеству, Градов что-то недовольно пробормотал себе под нос, и все остальные, даже Маричка с Павликом, поглядели на меня осуждающе: этакая невыдержанность, суется с какими-то непонятными словами, когда речь идет о более существенном и важном! И даже в прищуре глаз Веры Павловны, обращенных ко мне, мелькнула ироническая искорка.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
«Первомайское утро выдалось тихим. Ясное небо сулило хороший денек, если бы не глухо и властно доносившиеся справа по фронту звуки артиллерийской перестрелки.
Я вышел из сарая вслед за Перепадей, чтобы поторопить Степана к накрытому праздничному столу. Но, услышав тяжелый гул в воздухе, застыл на месте. К нам приближались три девятки немецких бомбардировщиков.
Степан стоял в сторонке, жмурился, поглядывая в небо. Я подошел к нему, тоже не сводя глаз с самолетов, стараясь хоть приблизительно определить, идут они на нас или держат другой курс.
— Как думаешь, будут бомбить? — нерешительно спросил я Степана.
— Спроси их! — сердито бросил он и, помолчав, добавил: — Только вчера, под вечер, кружила тут, над нами, их «рама». Могла обнаружить…
С тревожным чувством, которое заронил в меня Перепадя, я продолжал слушать нарастающий гул вражеских самолетов.
— В укрытие! — вдруг подал команду Степан. Самолеты с ходу вошли в пике на домишки внизу, перед нашей высоткой, и на пехоту в них.
Налет был жестокий. После первой же серии сброшенных бомб умолкли все наши зенитки, а в пике входили все новые и новые самолеты. Стены домов, точно карточные, разлетались в разные стороны. От деревушки вскоре не осталось и следа. Ничто не горело, все было разбросано, разметано. Но, точно заколдованный, невредим остался наш наблюдательный пункт — значит, замаскировались мы удачно. Только чуточку скособочился сарайчик, к которому примыкали вырытые ячейки для наблюдения и ходы сообщения меж ними.
Степан приказал мне направиться в пехоту для выяснения обстановки.
— Уточни с командирами сигналы на случай вызова огня нашей батареи. Договорись, чтобы давали зеленые ракеты в направлении предпринимаемых фрицами атак. — После некоторого раздумья добавил: — Если эти атаки будут… А они, черт их возьми, будут. Попомни мое слово.
Я побежал по ходу сообщения в сторону сверкающей на солнце реки; дым и земляные тучи опали, и она, будто ничего и не бывало, покоилась в берегах.
Времени на выполнение приказа комбата потратил немного и тут же вернулся.