— Вы испугались больного? — усмехнулся я. — В таком случае вам вредна врачебная практика.
— Оставьте, мне не до шуточек. Рассказ о больном это преамбула к главному! — резко осадила она меня, повышая голос и даже цепко хватая за руку.
— Короче, в чем главное?
Глаза ее возбужденно блеснули и даже увлажнились.
— Короче?.. Я получила письмо от Светочки.
— Имеете в виду Светлану Тарасовну Шатайкину?
— Именно!.. Собственно, по этой причине я и позвонила вам, попросила приехать.
В истории моего знакомства с этими женщинами были всякие неожиданности. Можно было ожидать и новые.
— И что, плохое письмо? — с неподдельным беспокойством спросил я. — Уж не собралась ли ваша подруга оставить любимую работу? Или попала в больницу?
— Да что вы, ей-богу, какой-то!.. Света пишет, что готовится выйти замуж за… Николая Васильевича!
— Что ж в этом плохого? В конце концов Дружба нашел свое. А вы-то при чем?
— При том, что у Светочки, в связи с этим, налицо признаки явного отклонения от норм мышления! Принести себя в жертву человеку далеко не ее возраста?! И что скажут люди? Такая красивая и молодая, а он…
Я не выдержал, не дал ей договорить:
— Люди пообвыкнут и станут относиться к ней даже с уважением, потому что Николая Васильевича есть за что полюбить!
— Случается, что люди привыкают к дурному запаху и с течением времени перестают осязать его. Постойте, не перебивайте!.. Подумайте, ко всему у них может быть ребенок.
— Не вижу в этом ничего дурного. Я слышал, один муж был старше жены лет на сорок, и у них были дети…
— Такие, как тот парнище, о котором я уже сказала вам! — воскликнула Агриппина Дмитриевна, хватаясь за голову. — Ай-ай!
Некоторое время недоумевая и даже с отчужденностью мы смотрели друг на друга.
— Откровенно говоря, мне казалось, что вы способны все понять и написать им, как-то повлиять, постараться образумить хотя бы Николая Васильевича.
До меня наконец дошло, почему она позвала меня. Мне стало неприятно, и я решительно возразил:
— Вы и напишите Николаю Васильевичу.
— Но для вас не секрет его отношение ко мне: не распечатав конверт, отправит обратно, а то и забросит в печку.
— Пошлите без обратного адреса на конверте.
— Смеетесь!
— Нет, вполне серьезно. Напишите с врачебной точки зрения. Только немножечко иначе, чем говорили мне… Скажем, постарайтесь втолковать вздорную биологическую несовместимость людей в таком браке, о вредном влиянии его на будущее потомство.
Агриппина Дмитриевна смотрела на меня долгим укоризненным взглядом, пожимая плечами и давая понять, что рассердилась не на шутку.
— Вы знаете, что я родилась в преисподней? Знаете ведь! — На шее ее затрепетала голубенькая жилка. — Разве мои два брака ничего не говорят вам? Или у меня растут физически и умственно нормально развитые дети? Да и я сама… со своим серым ужасом… И та же Светочка!.. Ну что вы знаете о ней? Какие у нее могут быть дети?!
Лицо ее приняло злое и дерзкое выражение. И еще сильнее затрепетала на шее голубенькая жилка.
— Если бы я могла повернуть время вспять, — сказала она жестко, каким-то ледяным голосом, — то… — и осеклась.
Мне надо было что-то сказать, чтобы успокоить ее.
— К сожалению, Агриппина Дмитриевна, время необратимо, — заметил я с искренним участием к ее прошлому. — И оно, это время, летит неудержимо по стремительной дороге жизни, быстрой и прямой как стрела. И мы перемещаемся, несемся по ней, преследуемые подчас страшной истиной: я никогда не могу обратиться вспять, вернуться к тому нехорошему, которое сейчас терзает душу, с тем чтобы не допустить его. Лишь только в мыслях человек способен возвращаться к пройденному, пережитому, вызывать в воображении тени прошлых встреч, радоваться или огорчаться…
Она ничего не ответила, и мы молчали, пока из раскрытого окна дома Колосковых вдруг не донеслись звуки расстроенного пианино. В окне показалось худенькое, болезненное личико девочки. Она будто невидяще глядела в сад грустными, недовольными глазами. Внезапно заметив меня, сперва захлопала ресницами, затем, сообразив, что рядом со мной мать, закивала беловолосой головкой:
— Здравствуйте, дяденька! Хоть вы займитесь Петрушкой. Он никого не слушается, даже мамочки. Бабушки ушли за продуктами, а он мешает мне заниматься музыкой. Идите сюда, пожалуйста!