– Господин Озолс, кто это Визенталь?
– Не знаю, – пожал плечами Озолс, притворяясь, что увидел нечто заинтересовавшее его на дороге. Он не хотел, чтобы монтёр видел его лицо, потому что при этом вопросе будто ледяной водой плеснуло вдоль спины, и понадобилось значительное усилие, чтобы не показать вдруг пробравшей дрожи. А эти-то каким образом? Это же охотники за военными преступниками времён Второй мировой. Какое там преступление? Метро строили, и что? Неужели здесь, в Риге, на земле, которую в Германии считали своей чуть не восемьсот лет, было, как это тогда называлось, гетто, трудовой лагерь для евреев? Здесь вроде бы и евреев-то не было до большевистской власти. Кто вообще видел те кальки? Валера? Проболтался где-нибудь в курилке, и теперь все рижские монтёры… Ну, нет, только не это! И вообще без паники. Паника – плохой советчик. Лучше послушать – что этот скажет.
– Приходил один. Корочки казал. Какой-то центр Визенталя. И кого-то ещё. Банкир небось? Гы! – Верзила смущённо задавил смешок и потупил взгляд, как будто понимал, что ржать в разговоре с таким собеседником неприлично.
– Корочки по-латышски были?
– Не-а. Вроде по-английски. И ещё какие-то буквы. Того… Ироглифы.
Облегчение было несказанным. Слава богу, не понимает. Ну откуда такому мордовороту знать иврит? А кстати. Ландсбергс – фамилия, которая только пишется по латышским правилам. Немецкая. При той власти он был бы Ландсберг. Он же еврей? А иначе бы с какой стати в Израиле вообще именно этим кретином заинтересовались?
– Тебя зовут-величают как? А то всё господин да господин, да по фамилии. А ведь мы достаточно давно знакомы, чтобы я мог звать тебя по имени-отчеству.
Имя он знал – Арнольд. Но вдруг назовёт какое-нибудь типично еврейское отчество. Они же все русскоязычные, обращение по отчеству должны ценить.
– Отчества у московских. А я гражданин.
И смотрит обиженно. Даже нет, не обиженно, а рассерженно. Заледенели синие глаза, испарилась куда-то телячья наивность. Кто бы мог подумать, что такой безмозглый может сердиться на хозяина, столько заплатившего. Ведь в тот раз Озолс переплатил раза в два от цены.
– Ну, ладно, Арнольд. Не обижайся. Тогда я просто Янис. У вас в «Эксцельсиоре» старых, постоянных клиентов вообще уважают?
– Скидки дают. Бонусы. Гы! – вся длинная монтёрская морда сияла от радости, что он может что-то рассказать такому важному господину.
– Ну, вот, это тебе такой личный бонус – право звать старого клиента по имени.
Тот снова гоготнул.
– А господин с корочками, с ироглифами – старый клиент?
– Первый раз видал.
– И сложней, чем моя, работа была?
– А ему, того, не по монтёрской части.
– Ты и по слесарной умеешь, я знаю. А работали в банке? Ты сказал – он банкир?
– Не, не работали. Он про вас спрашивал. Я и подумал – банкир. В банке так спрашивают, если кредит надо: работа, да зарплата, да…
– Про меня? – Озолсу не понадобилось прилагать больших усилий, чтобы удивиться натурально; он лишь постарался придать своему изумлению доброжелательный оттенок.
– Ну. Я и спросил, а чего, поручителя надо? Мало вас знаю, сказал.
– Молодец, Арнольд. Спасибо за поручительство! Видишь, а говоришь, мало знаешь! Ты такой замечательный монтёр, что знаешь всё. Самое главное сказал правильно.
– Дак могу ручаться, ну? Он, того, и про других спрашивал.
– Про других твоих клиентов?
– Не-а. С теми не работал.
– Хоть фамилии запомнил, Арнольд? Вдруг я этих людей знаю? – И Озолс постарался посмотреть верзиле в глаза так ласково, как только мог.
– Ну. Гайгал вроде. Силинь. Потом это… Веймар или Ваймар. Ещё были – не запомнил.
Подозрения оправдывались. Список на кальке каким-то непостижимым образом всплыл – не только буквально, из той затопленной шахты, но и из кроваво-мутной глубины военных времён. Арийский штат неведомой Озолсу строительной конторы Третьего рейха оказался замазан, как и все они, в чём-то таком, нехорошем. Недобросовестные приобретатели, ёкнуло у Озолса внутри. И эти люди известны за границей – значит, и там не спрячешься. Ни один Озолс не упоминался в этих списках – уже хорошо. Гайгал? Интересно. У Иманта есть родня в Германии, про это разговор уже был, и, кстати, неприятный разговор. Может, какого его родственничка тогда устроили на работу? Что же это была за работа, если центр Симона Визенталя… Наверно, они всех шерстят, связанных с лагерями, а ведь в те поры что там, что тут ни одна заметная работа не делалась без дармовой рабсилы. Вот, наверно, в чём дело. А какие, так сказать, санкции у этих предусмотрены за принадлежность к… – вот бы узнать! Тогда посмотрим ещё, в чью пользу этот список сыграет. Если удастся этим деятелям вкрутить, что Силинь и Гайгал недобросовестные приобретатели… Вот это будет всем козырям козырь!