– Стоп, стоп, стоп! – сказал клювастый старик и наклонил лысину, размышляя. Потом кивнул молодым белявым, и Озолса освободили. Дубина-монтёр поискал в шкафчике, заменявшем здесь буфет, нашёл чистую стопку – не совсем дебил, выходит, что-то понимает! – налил водки. Опять налил себе.
– Ты, это… очень просим извинения, – и он улыбнулся Озолсу во все лошадиные зубы.
Озолс выпил и закусил. Рассовал по карманам возвращённое ему добро. Которое, собственно, и не исчезало с его глаз – так и лежало на видном месте стола.
– Ещё раз прошу извинения, – сказал по-русски малый в джинсах, – но мобильный потом.
Настырные ребята, без предрассудков, своё не упустят. Всё продумано. Однако, в конце концов, проформа соблюдена. А грубость можно и простить, если она не будет повторяться. Деловой интерес важнее церемоний.
– А теперь, – и хищный клюв старика повернулся, нацелясь на Озолса, – про метро. Я знаю, вы заводской… хотя бы в прошлом, заводской, поэтому буду говорить по-русски, буду по-русски. Мои ребята слышали всё, так что я смогу при случае, при случае, железным голосом на вас сослаться. А если там действительно был лагерь уничтожения или гетто… ребята с земли обетованной шутить не любят. Силинь в этом метро на рабском труде замазан по уши. Вы же не хотите предстать перед миром и прессой его сообщником? Мне подойдёт копия хоть каких-нибудь документов на эту тему, хоть каких-нибудь. Ваши условия?
Через полчаса они уже неслись в город. «Ауди» Репши вёл высокий белокурый мнимый таксист, Репша сидел на заднем сиденье рядом с курчавым и чернявым малым в спортивном костюме, не знающим латышского. «BMW» Озолса вёл старик, а рядом с Озолсом на заднем сиденье сидел точно такой же малый в джинсах и синем пиджаке. Озолс видел, что «Газель» едет сзади.
Наверх, в квартиру джинсатый с Озолсом поднялся. Из прихожей в гостиную вошёл, но дальше не двинулся. Тоже не совсем медведь, не хуже того кретина-монтёра. Вот вам и евреи все умные. Как же! Но хоть можно достать документы без его глаза. Озолс развернул пачку калек, поколебался. Список – это обязательно, вот все три листа, они не на кальке, а на бумаге, машинописные. А что ещё нужно дать? Чтобы израильские ребята точно поняли, что у него есть много интересного для них, но чтобы на том листе, который он отдаст, не было главного? А что здесь главное? Если и Валера не всё понял? Наугад он взял из пачки чертежей тот, про который Валера сказал – «это туннель». Остальное спрятал.
– А теперь на завод, – сказал джинсатый. – На вагоностроительный. Снимать копию.
Именно таково было условие Озолса: подлинники остаются у него. Хищный старец настоял на получении подлинников списка «арийского штата», и Озолс, подумав, согласился – не нужны ему проблемы с ребятами Симона Визенталя, нет списка – нет проблем. Но чертежи отстаивал насмерть. Требовал снять копии в его присутствии. Старец кивал клювом. На своей машине ехать Озолсу не разрешили. Переднее сиденье всё той же «Газели» он делил всё с тем же джинсатым.
Подъехали к бетонному забору, долго шли по железнодорожным путям, под ногами джинсатого хрустел щебень, и Озолсу казалось, что он идёт по какой-то пустыне на другой планете. Где не действуют земные законы, и с каждым шагом всё шире пропасть между привычным миром и сегодняшним днём. Даже неизвестно, день ли это, или здесь преисподняя, где нет ни дня, ни ночи, только скрежет зубов, как говорил пастор. Преисподняя, к которой он прикоснулся в будке монолитного немецкого бетона, всё-таки втянула его в чёрное, смоляное, как та вода, поглотила его жизнь. Скрежет зубов – это вот хррусь, хррусь, хррусь под ногами джинсатого. Зубов того монтёра. Способных сжевать его, Озолса, с потрохами. Вот какой-то бетонный домик. Неизвестно откуда раздаётся свист – невидимый отсюда озорник насвистывает музыкальную фразу. Спутник Озолса отвечает тоже свистом, другой фразой. Дверь домика распахивается. Опять лошадиный оскал. Он всюду. Дьяволу положено хорошо знать свою преисподнюю и быть в ней вездесущим. Они втроём идут по каким-то дворам между заводскими корпусами, по переходам, коридорам, на судоремонтный и похоже, и непохоже – преисподняя оборачивается знакомыми чертами. Такой множительный аппарат Озолс тоже видел на судоремонтном. Он назывался «Эра». Женщина в чёрно-красной юбке и абрикосового цвета блузке приветливо здоровается со всеми по-русски – и через считанные минуты калька возвращается к Озолсу. Мобильный телефон тоже возвращается. А самозваным партнёрам, неплохо себя чувствующим и в аду, остаётся список и копия чертежа.
10. Брат