Ближе к двенадцати часам к нам нагрянули его собутыльники.
Стены тонкие. До меня доносились почти все диалоги. Я слушала их, поджав колени к груди и молясь о том, чтобы поскорее наступило утро.
Днём, трезвые, они здоровались со мной, когда я проходила мимо них, идущих под руку с жёнами. Но, стоило капнуть зарплате, они пускались во все тяжкие. После пары рюмок водки, самогона и напитков сомнительного происхождения, дающих нужный эффект, люди превращались в зверей.
– Какая у тебя дочурка красивая девка…
– Я как вижу её, у меня встаёт. Хоть и тощая, зато гибкая, – звучит второй голос, после которого раздаётся дружный смех, похожий на ослиный вой.
– Когда-нибудь я её трахну, – слышу отчима и искривляюсь от отвращения.
Он говорит, а будто меня грязью пачкает. Такой, которую не смыть под струями душа.
– Она же, считай, твоя дочь, ребёнком же росла на твоих глазах. Как ты можешь! – прорезается праведный гнев в интонации третьего, ещё недостаточно пьяного, а возможно, просто не потерявшего человеческий облик мужчины.
– Да какая она мне дочь? Такая же шалава, как её мамаша. А учитывая внешность – скорее всего, даже похуже. Ты бы видел, как она крутит передо мной задом. Думаешь, я не знаю, что она меня хочет?! Понятно же, мужик ей нужен, чтобы засадил поглубже. Уж я-то с ней справлюсь!
Меня вновь пробирает дрожь отвращения. За отнятое собственной матерью безоблачное детство, за то, что обрекла свою младшую дочь на такое же существование. За то, что не оставила ни мне, ни Ане ни единого шанса на светлое будущее.
Для Инны – нашей матери, мы всего лишь ступени на пути от одного мужика к другому. Мы не нужны ей. А когда она заполучала мужа, построив нечто наподобие семьи с постоянным пьянками, скандалами и угрозами развода, её интерес испарялся. Эту участь пережила я, прячась под кроватью, когда родители в пылу ссоры крушили всё вокруг. По всей видимости, то же самое видела и Нюта.
Я уснула на заправленной постели, так и не сняв с себя одежду, – побоялась. Проснулась оттого, что кто-то барабанил в мою дверь. Спросонья не сразу сообразила, что происходит.
– Серафима, открой, – услышала я заплетающийся голос отчима, – поговорить надо!
Прижала одеяло к груди. Сердце билось быстро и тяжело одновременно. Его пульсация проникала в каждую мою клетку, распространяя вязкое, тягучее и липкое чувство страха.
Мозг работал медленно. Заторможенно. Единственная мысль, которая пришла мне в голову, – я плохой помощник в чрезвычайных ситуациях. В состоянии стресса думать совсем не получалось. Зато в художественной гимнастике этот минус обращался в плюс. Нет мыслей – нет отвлекающих факторов.
Мы жили на четвёртом этаже. Через окно не сбежать. Дверь не выдержит ни отчима, ни его дружков.
Я наконец поднялась с постели и принялась искать любой предмет, который мог бы помочь обороняться. Двигалась, как лягушка в молоке, – вокруг лишь белая пустота и мои беспорядочные попытки выплыть.
Нашёлся только утюг. Я почему-то решила, что, если его нагреть, – это будет действеннее. Не лучшая идея. Импровизированное оружие могут обратить против меня. Но иного выбора в запасе не имелось.
Я видела, что щеколда дрожит в предсмертной агонии. Дверь от ударов ходила ходуном. Шурупы, которыми прибита щеколда, долго не выдержат натиска.
– Уходи! Иначе я полицию вызову! – кричу, подпирая плечом дверь и радуясь, что Ани нет дома.
От страха голос совсем осип. Сама себя едва слышу. Но отчим всё же распознал угрозу.
– И тебя заметут раньше меня, дура.
Он, как бывший мент, до сих пор имел связи. А вот его брат – действующий. Что куда хуже…
Сколько дед ни писал на отчима заявления в полицию по разным поводам, ни одному не дали ход. Ненавидела эту продажную, прогнившую изнутри систему.
От очередного удара дверь распахнулась, а меня отбросило назад. Я упала на спину, ударяясь копчиком.
Всё, что происходило далее, больше походило на запутывающийся клубок. Отчим, не дав мне подняться, навалился на меня, обдавая своим смрадным дыханием. От страха и омерзения выворачивало наизнанку.
Его товарищи замерли за его спиной. Трусливо выжидали. Может быть, когда я сдамся, но, скорее, когда он меня вырубит.
Каким бы тощим, изувеченным алкоголем он ни был, наши силы всё равно оказались неравны. Я наносила нелепые, беспорядочные удары, на которые он даже не обращал внимания, – пьяница вряд ли испытывает боль.
– Помогите! – крикнула во всё горло в надежде, что кто-то из соседей сжалится. Хотя знала, что им плевать. Бытовая ссора – ерунда же.
– Молчи, дура! – прошипел отчим, отвесив мне тяжёлую оплеуху. – Ещё раз вякнешь – хуже будет.