"И напоследок, Модро сократил порции еды, выдававшиеся за работу. Даже рабочие стали голодать, а что уж говорить про остальных жителей…" — голос Артура, внезапно прорвавшийся сквозь завесу воспоминаний, резко вернул Андрея к действительности. Он вздрогнул и сделал вид, что внимательно слушает, как и все время до этого. Краем глаза Андрей заметил лёгкую усмешку на лице Мины и понял, что его погружения в себя не прошло незамеченным, но Артур был слишком поглощен рассказом, чтобы обратить на это внимание. Он продолжал свой рассказ, и лицо его становилось все более мрачным.
Глава 5: Дым и пламя
“Тяжелее всего пришлось семьям с маленькими детьми, которые еще не могли работать. У нас было несколько таких знакомых, мы старались помогать им, но и самим есть хотелось. Конечно, мы пытались решить вопрос мирным путем, наши представители днями осаждали приемную комнату совета. Однако все, что нам отвечали, было: идет рационализация расхода ресурсов. Как только этот процесс будет завершен, объем еды в норме будет восстановлен до старого и значения, и даже увеличен, но… Прошло несколько месяцев, а становилось только хуже. Постепенно люди перестали ходить поодиночке: то тут, то там начались нападения, в лучшем случае они заканчивались лишением талона на еду, в худшем случае… среди рабочих поползли слухи о появлении каннибализма среди жителей верхних уровней.
В конце концов мы не выдержали. В тот день в приемную совета пришел не один человек, нас были десятки, даже сотни. Мы выстроились в длинную очередь, перекрыли собой все проходы к приемной и стали требовать, чтобы нас услышали. Надо ли говорить, что закончилось это вмешательством стражей порядка? Я мало что видел в той толкотне, но прекрасно помню звуки электрических разрядов, крики, да запах чего-то паленого. Не представляю, как родителям удалось вывести нас оттуда.
Той ночью половина нашей бригады не явилась в бараки. Мы так и не узнали, что с ними случилось. А те, кто пришел, сели в круг и что-то шепотом обсуждали. Видимо, надеялись, что мы заснем, но я не мог заснуть: в моих ушах продолжали отдаваться человеческие крики. Я хотел присоединиться к ним, но вместо этого прижимал к себе сестру: она тряслась от страха. Нельзя было оставлять ее одну. Под утро родители разбудили нас. Они оставили нам несколько порций еды и сказали не пугаться, чтобы ни происходило. Пообещали, что вернутся через день и наказали не открывать двери никому кроме рабочих нашей бригады. Я пытался возражать, но они заставили меня пообещать, что я позабочусь о сестре.
Примерно через час после их ухода, в комнате выключился свет. Я прислонил ухо к стене и прислушался — казалось, что весь купол зазвенел криками удивления и ужаса. Это была не просто проблема с освещением, это был перебой во всем энергоснабжении. Тогда мне не пришло в голову связать проблемы с электричеством с уходом своих родителей. Не знаю, сколько времени мы просидели в темноте. Думаю, прошло не меньше пяти часов. Мы бы так и продолжали там сидеть, если бы не стало тяжело дышать.
Тогда-то до меня и стало доходить что перебой электричества наверняка затронул и вентиляцию. Конечно, системы очистки воздуха продолжали работать, их питание было обособленным и обладало множественными резервными системами, но без насосов, откачивающих очищенный воздух наверх, вершина купола вскоре пострадает от нехватки кислорода. В этот момент до меня дошло, что происходит. На верхних этажах располагались фермы, достаточно на сутки оставить их без кислорода и питания гидропоники, чтобы все растения там погибли.”
— Откуда ты это знаешь? Я больше месяца пытался найти в архивах шестого купола хоть какие-то сведения об устройстве ферм, но все данные засекречены для любого, кроме членов совета, да непосредственно работников верхних этажей… Неужели, у вас в куполе это было не так?
— Ты прав. Но моя мама в детстве была отобрана для работы на ферме. Ушла оттуда к отцу, уже когда ей исполнился двадцать один год.
— Не знал, что оттуда можно уйти.
— Ну, это не поощряется, но останавливать ее никто не стал. Хотя доступа на верхние этажи она, разумеется, была лишена.
— И что, она рассказывала вам об устройстве ферм?
— Не слишком много, у неё не было такой цели. Но иногда, в детстве, когда мы задавали вопросы о том откуда берётся еда, она рассказывала о том, что там происходит. Ты закончил задавать вопросы? Я так и не рассказал про пожар.
Андрей, конечно, не закончил, но язык прикусил — задевать Артура ему не хотелось. А тот лишь коротко сверкнул глазами и продолжил свой монолог: "Я обещал, что мы не будем выходить из комнаты. Но я обещал также и то, что позабочусь о сестре. А оставаться в бараках явно не было безопасным: уже начинала потихоньку кружиться голова. Так что мы собрались и двинулись к лестницам, соединявшим жилые отсеки с техническими этажами. В коридорах дышать стало легче, но я решил продолжать двигаться вниз, ближе к системам очистки воздуха, ведь кто знал, сколько будет продолжаться этот перебой в энергии. Однако оказалось, что я не один был таким умным: лестницы оказались забиты вереницами людей, медленно волочившихся вниз. Пытаться продраться сквозь эти толпы было бы безумием.
Тогда-то Мина и предложила воспользоваться системой старых туннелей. Мы часто лазали по ним в детстве, пока родители не застукали нас за этим занятием. Местами они слишком узки, чтобы взрослые могли там проползти, но мы обычно без проблем протискивались сквозь эти участки. Думаю, изначально они задумывались как системы доставки материалов, потому что имеются они лишь в нижней половине купола. В тот момент меня уже стали терзать сомнения, но я отбросил их и поддался уговорам сестры.”
Артура снова приник к кружке с водой. Его слегка потряхивало. Что он испытывал в этот момент? Боль? Чувство вины? Чтобы это ни было, стоило Мине положить руку ему на плечо, как дрожь моментально исчезла. Андрей в очередной раз поразился связи, имевшейся между ними, до этого он не наблюдал такого даже у близнецов. “И вот мы уже карабкаемся по старым туннелям, в надежде найти спуск на более нижние уровни” — заговорил Артур — “пыль, холод от металла, обжигающий кожу, и непроглядная темнота. По крайней мере, так было первые несколько минут. Затем глаза адаптировались и привыкли к свету, просачивающемуся сквозь узкие щели боковых решеток, соединявших туннель с основными коридорами. Обычно они попадались через каждые пять метров, но случались и более длинные переходы, которые приходилось преодолевать на ощупь.
Единой шахты, ведущей вниз в старых тоннелях не было. Наверное, это и к лучшему, иначе мы могли бы пострадать в детстве, но в тот момент это сильно нас огорчило, ведь каждый переход на уровень ниже приходилось подолгу искать. Помимо этого, обнаружилось, что мы уже стали значительно крупнее с момента, когда в последний раз ползали здесь, и теперь мы могли протиснуться далеко не везде, порой приходилось ползти в обход кратчайшего пути. Я уже стал задумываться, не было ли бы быстрее просто воспользоваться лестницей, как и остальные жители, когда впереди послышались какие-то голоса. Спустившись еще на уровень ниже, мы приникли к решетке, и стали слушать, параллельно пытаясь хоть что-то рассмотреть. Глаза, уже привыкшие к темноте, теперь слезились от избытка света.
Решетка выходила в коридор между двух заслонов. Слева от нас громоздилась настоящая баррикада, сделанная из предметов мебели, вырванных дверей и прочих металлических изделий, кем-то сплавленных горелкой в одну громоздкую кучу, напрочь перекрывавшую проход по коридору. Прямо перед нами, упершись в эту импровизированную баррикаду стояло около двух десятков стражей порядка. Несмотря на то, что стояли они прямо перед нами, разобрать их слова было практически невозможно: их перекрывал рев толпы, собравшейся справа от нас, и отделенных от стражей порядка стандартными пластиковыми щитами и растяжками. Толпа бушевала, но без какой-либо организации, кто-то требовал, чтобы их пропустили, кто-то называл стражей порядка кровопийцами, а кто-то все спрашивал, что произошло с воздухом, и когда восстановят электричество.