Куприн — один из последних представителей критического реализма в русской литературе, сильного главным образом беспощадным разоблачением буржуазного общества. Будучи писателем в основном толстовского склада, Куприн, однако, испытал многочисленные литературные и идейные влияния, в том числе чеховской и горьковской традиций, а в отдельных произведениях — некоторых тенденций декадентского искусства. Для Куприна-психолога характерен интерес к «рядовой», «интимной», «бытовой», часто встречающейся групповой, свойственной многим психологии («Как всегда в таких случаях...», «Как все молодые люди определённого возраста...», «По привычке многих застенчивых людей...» и т.п.). Жизнелюбие Куприна, его гуманизм, богатство языка, пластическая сила описаний, широта и разнообразие тематики, приверженность к теме чистой, торжествующей любви — всё это привлекает к нему сердца читателей, делает его одним из самых популярных русских писателей. Произведения Куприна («Поединок», «Олеся» и др.) не раз инсценировались и экранизировались. Они переведены на многие языки мира и народов СССР.
ПРОЛОГ
«Возвращение Куприна в Советский Союз.
29 мая выехал из Парижа в Москву
возвращающийся из эмиграции на
родину известный русский
дореволюционный писатель —
автор повестей «Молох», «Поединок»,
«Яма» и др. — Александр Иванович Куприн»
(ТАСС). «Правда», 1937, 30 мая, № 148
Удивительная и трагическая судьба. Раннее сиротство (отец, мелкий чиновник, умер, когда мальчику был год); непрерывное семнадцатилетнее затворничество во всякого рода казённых заведениях (московский сиротский дом, военная гимназия, кадетский корпус, юнкерское училище); затем, после нескольких лет унылой военной службы в провинции, выход в отставку, полуголодное существование человека без профессии; первые литературные удачи, стремительный взлёт: слава, деньги, кутежи, безудержная трата сил и — в эмиграции, в далёком Париже — быстрое физическое угасание, нужда, жестокая и непрестанная тоска по России; наконец осуществившаяся мечта вернуться на Родину…
Глава первая
У ЧЕХОВА
1
елый каменный домик в Аутке осаждали посетители.
Учёные, литераторы, земские деятели, доктора, военные, художники, профессора, светские люди, сенаторы, священники, актёры — бог знает кто ещё не приезжал сюда. На железных решётках, отделяющих усадьбу от шоссе, целыми днями висли, разинув рты, девицы в белых войлочных широкополых шляпах.
— Антон Павлович занят и никого не принимает, — заметно заикаясь, объяснял полной даме Сергей Яковлевич Елпатьевский, беллетрист, гордившийся тем, что образование врача позволяло ему в Ялте следить за здоровьем Чехова. — Кроме того, он чувствует себя неважно…
Сухое покашливание прервало его тираду. Чехов, высокий, стройный, с усталым и добрым лицом, щурясь через пенсне, стоял у входа:
— Вы забыли, господа, что я тоже лекарь.
— Антон Павлович! — закричала дама неожиданным дискантом и легко отодвинула Елпатьевского с дороги. — Перед вами вдова акцизного чиновника, страстная почитательница вашего хмурого таланта! О, только поглядеть на вас, побеседовать с вами — какое это счастье! Я так люблю ваши сочинения…
— Какие же именно, смею спросить? — низковатым голосом проговорил он.
— «Каштанка»… — пролепетала она, порывисто дыша. — И ещё… «Гуттаперчевый мальчик»… Как это? Да помогите же, господа!
Чехов снял пенсне и твёрдо сказал:
— Доктор Куприн прав. Вам надо немедля ехать лечиться. На кумыс! В Башкирию! Сергей Яковлевич, проводите больную…
Чехов надел пенсне и захохотал — беззаботно, мальчишески:
— Нет, вы видели? И сколько таких поклонниц! Вы обратили внимание? У этой дамы такой вид, словно под корсажем у неё жабры!
Куприн усмехнулся, но тут же возразил армейской скороговоркой:
— По мне бы, Антон Павлович, нечего с ней рассусоливать. От ворот поворот. Без экзаменовки… А то все вокруг только тем и заняты, что мешают вам работать. Право, заговор какой-то! Да ещё я навязался на вашу голову…