– Как же так? Да за что?! – закудахтала подавальщица.
– Ещё одно слово и Вас не спасëт даже продажа всего имеющегося имущества.
Пожилая женщина выпучила глаза, а затем начала хвататься за сердце.
– Плохо себя чувствуете? – с совершенно невинным выражением лица поинтересовался Олли. – Тогда рекомендую обратиться к целителям. Вот только хочу напомнить, что лечение Академия оплачивает лишь своим сотрудникам, а всем остальным выставляются счета и за медикаменты, и за оказанную помощь. А так как с этой минуты Вы уже не относитесь к данной категории, то...
Глен потëр большим пальцем по среднему и указательному, красноречиво намекая на недосказанное другом.
– Ты посмотри, чудо-то какое: сердечный приступ закончился даже толком не начавшись. Ещё желающие симулировать приступы и припадки имеются? – с ехидцей в голосе произнëс Олли, внимательно всматриваясь в побелевшие лица всех четырёх подавальщиц.
– Сам поражëн, – процедил Глен.
– Мы ни в чëм не виноваты! Это главный повар приказал! Раньше-то Тëмным просто вчерашнее подавали, а потом как продукты испортились из-за разрядившихся артефактов, так жалко стало... – разрыдалась та, которая стояла обычно на раздаче еды для преподавателей.
– Студентов жалеть надо было, а не провизию! Уволены! Доделываете свою работу, а затем ожидаете в своей комнате расчëта. Даже не надейтесь на снисхождение. Теперь вы обе, почему не доложили о происходящем? Или вы считали творящееся безобразие в порядке вещей?
– Да мы не думали... Нам приказали... Как мы могли оспорить решение? – наперебой затараторили женщины.
– Вот не думать и ничего не предпринимать – это гораздо большее преступление, чем реальные действия. Раньше надо было соображать. Уволены! До конца дня исполняете свои обязанности. Чтобы не видел ни одну из вас в коридорах Академии. Можете считать, что находитесь под домашним арестом. Женщины взвыли и разбрелись по столовой, собирая посуду.
– Ну что, теперь в лазарет? – Олли хлопнул приятеля по спине.
– Да, слишком много вопросов накопилось к главному повару.
***
При появлении Глена целительницы вместе с помощницами сразу засуетились, а увидев вошедшего следом за ним Олли, принялись поправлять причëски под косынками и постреливать глазками.
Вышедшая из своего кабинета старшая тут же цыкнула на своих подчинëнных и приняла озабоченный вид:
– Жизнь господина Лиасса и его коллег вне опасности, но случай, конечно, вопиющий! С этим нужно что-то делать! Так поступить с главным поваром – это просто бесчеловечно! Он же мог умереть! Об этом следует доложить в Совет по образованию!
– Госпожа Хорих, а Вы что, тоже решили сменить место работы? – оборвал словесный поток Глен.
– Что значит "тоже", ректор Рихтер? – лицо целительницы пошло розовыми пятнами.
– Все работники кухни уволены, – пояснил Глен. – Желаете к ним присоединиться?
Та не нашлась, что ответить, лишь хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
– Так что думайте хорошенько, прежде чем что-то говорить. А решите уйти, держать не буду. Среди Ваших подчинëнных наверняка найдëтся достойная замена, ставящая свой долг выше предубеждений, – Глен отодвинул госпожу Хорих в сторону и вошëл в палату к господину Лиассу, которому с минуты на минуту предстояло стать бывшим главным поваром Академии.
При виде Глена здоровяк, выглядевший вполне довольным жизнью, откинулся на подушки и изобразил смертельно больного.
– Здравствуйте, ректор Рихтер... – едва слышно прошелестел господин Лиасс.
Глядя на этот спектакль, Олли закатил глаза.
– Что скажете в своë оправдание? – Глен уселся на стул и закинул ногу на ногу.
– Какое оправдание? Я потерпевший! Я пострадал! – Лиасс возмущëнно замахал руками, вмиг забыв о своей немощности.
– Повар, пострадавший от собственной стряпни – это что-то новое. Сами себе обвинение предъявлять будете?
На лбу Лиасса выступили крупные капли пота, А подбородок затрясся. То ли от возмущения, то ли от страха.
– Это всё Тëмная!
– А что она? Насколько я знаю, перед подачей повар всегда снимает пробу. Кто же виноват, что Вы проигнорировали это простейшее правило? – в голосе Глена настолько сквозило холодом, что, казалось, в палате температура воздуха упала на несколько градусов.
Судя по мечущимся туда-сюда заплывшим глазкам, Лиасс судорожно соображал, как выкрутиться из щекотливой ситуации.
– Кто приказал кормить Тëмных практически гнилью с червями? Или Вы сами таким образом прикрывали хищение продуктов с кухни?
Повар задëргался, но заметив, как на правой ладони Олли взвилось пламя, затих, испуганно вращая глазами.
– Я жду. Или мне вызвать стражников из ближайшего города и передать Вас в руки правосудия? Они церемониться не будут, – Глен со скучающим видом разглядывал нос своего ботинка.
– Это не я! Это ректор Алариас приказал!
– Что-то я в этом сильно сомневаюсь. Его Величество дал чëтко понять, что заинтересован в присутствии Тëмных в Оркристе. В связи с этим и я, и предыдущий ректор должны сделать всë возможное, чтобы обучить этих студентов.
– Я не знаю, зачем ему это было нужно, но он только на людях относился к ним благожелательно, а на самом деле терпеть не мог и находил малейший повод, чтобы усложнить им жизнь! Так что я ни при чëм! Я не виноват! Только исполнял его приказы! В конце концов, все Тëмные живы! Их же убить практически невозможно. Этот нам, Светлым нельзя есть что попало... – Лиасс резко замолчал, увидев, как в глазах Глена вспыхнули огоньки.
– После смены ректора что помешало подавать нормальную еду студентам Тëмного факультета? Не жадность ли? Куда давали хорошие продукты? Я в курсе, что и мясо, и овощи, и крупы были списаны давно.
– Так это... Отмены распоряжения не было... А продукты я не трогал! Просто другим порции побольше делали!
Глен усмехнулся:
– Действительно, как же отменить распоряжение, о котором нигде нет записей. Удобно. Вижу, что разговор у нас не клеится. С сегодняшнего дня Вы уволены. И будете находиться под арестом до получения результата проверки кухонных расходных книг. Затем, после того, как погасите долг перед Академией, можете быть свободны.
Не дожидаясь ответа, они с Олли пошли к двери.
– Это несправедливо! Я всем расскажу, и правда будет на моей стороне!
Глен обернулся, и лëгкая усмешка коснулась его губ:
– А Вы не забыли, как при устройстве на работу давали клятву после увольнения о неразглашении всего, связанного с Академией, сроком на три года? За это время многое может измениться...