Пальцы мои замерли, мелодия ещё лилась, ещё падали её последние капли, допевая свой реквием погибшим, ещё закрыты были мои глаза, ещё не остыли воспоминания и мысли от будто бы наяву явившихся ко мне образов. Я сидел неподвижно, обнимая гитару, отрешившись от всего на свете, и мысленно посылал последнее «Прощайте!» ушедшим на ту сторону Стикса, как вдруг…
Какофония звуков пронизала меня всего с головы до пят, заставила содрогнуться и в диком отвращении едва ли не перекреститься – что, опять?! Да сколько ж можно?! Ведь у меня сегодня выходной! Когда же, наконец, они научатся не терроризировать меня, когда мне этого совсем не хочется, и задумаются о мысли: а почему бы мне – такому молодому и красивому – не давать деньги за моё естественное природное обаяние, живой характер и просто неотразимую улыбку?
Жуткая мелодия звучала всё настырнее, я сжал голову ладонями и замычал в отчаянии и от бессильной ненависти, потом взял себя в руки и заставил успокоиться – негоже давать волю гневу и чувствам и распылять их на тех, кто этого не достоин. Я поставил гитару на пол, облокотив её о бок кресла, струны чуть слышно загудели, встал посреди комнаты и мысленно скомандовав принять вызов, уставил трагический взгляд на экран, на котором появилось обрюзгшее и одутловатое лицо непосредственного начальства.
– Добрый день, Андрей, – поздоровался он подчёркнуто вежливо, после того разговора, когда я высказал ему в лицо всё, что в душе накипело, мы с ним более не общались, хотя и прошла, наверное, целая неделя, он на контакт не шёл, а я просто ходил на работу, помогал Грину с его балбесами в нелегком деле обслуживания и профилактического ремонта оборудования его отдела, всячески пытался вывести Грэя на разговор, от которого он убегал как черт от ладана, посещал регулярные тренировки, отдыхая от зубодробительных спецзаказов и восстанавливая душевное здоровье после последнего поручения.
– Здравствуйте, Зизольдий Гурабанович, – ответил я в тон ему: подчёркнуто сухо, официально и сугубо по-деловому.
– М-м-м… У тебя ведь сегодня выходной? – пошлёпал он губами и, видимо, отвернулся куда-то в сторону, потому как лицо его скрылось, и я слабо видел лишь кончик уха.
– Да, Зизольдий Гурабанович.
– Так, вот это подпишите, – донеслось до моих ушей тихое, – теперь здесь и вот здесь. Поздравляю с назначением, приходите завтра в это же время сюда, я вас буду ждать, мы с вами окончательно всё обсудим и определим вам группу обучения и персонального инструктора.
Я нахмурил лоб, затем понял – похоже, Капитошкин ещё одного зелёного птенца поймал на обещании лёгких и крупных заработков, рекламу которых с координатами нашей фирмы я вижу повсюду в галанете и на бигбордах. И ведь верят же, дурни. Когда это, интересно, крупный заработок был лёгким? Вот-вот, я тоже не помню таких случаев.
– Выходной, значит, – прошелестел он, вернувшись к нашему разговору. – М-м-м да… А как же?.. Так… А поработать не хочешь, Андрей?
Я удивился такому вопросу и удивлённо приподнял бровь: я, да поработать?! Конечно же, не хочу!
– А… поподробнее можно? – спросил я осторожно, внутренне предвидя, что он засияет от счастья, так как Старик такие вопросы воспринимал как завуалированное согласие.
– Поподробнее? – переспросил он. Хм, неужто я ошибся? Да быть не может. – Поподробнее, увы, нельзя, Андрей. Ты должен понимать, что задавать сейчас такие вопросы равноценно… Мы ведь так и не нашли ничего. И никого…
Он помолчал, а я состроил самую печальную рожу, на которую был только способен – какая жалость, похоже «крот» превратился в «выдру» и уплыл сквозь пальцы.