– Fahr zur Hölle der Pimmel! – выдавили мне в лицо его толстые жирные губы.
Я вырвал у него из рук пулемет, швырнул его в сторону и, развернувшись, врезал ногой по лицу. Губы лопнули с отвратительным хлюпаньем, насильник отшатнулся, нелепо вскидывая руки, я немедленно схватил его за кисти рук и вывернул в разные стороны, косточки затрещали, он страшно закричал, и я ударил его ногой в грудь, выгибаясь всем телом назад. Его отшвырнуло к стене дома, я тотчас же подскочил к нему, схватил его за голову обеими руками и, сломав его слабое сопротивление, ударил с размаху о стену. Затрещало, насильник завыл, замолотил переломанными руками по воздуху, стараясь задеть меня, а я схватил его голову покрепче, заглянул в его жестокие глаза, подивился той бездне ненависти, которая в них плескалась, и стал бить его о стену до тех пор, пока его голова не хрустнула как гнилой орех. Солдат обмяк и мешком гнилого мяса осел на землю, сползая по стене и оставляя на ней кровавый след. Я устало выпрямился и осмотрелся – Великий Космос, ну почему люди до сих пор не додумались до более гуманного решения проблем?! Таких подонков как эти распинать надо на крестах, не церемонясь и не обращая внимания на их крики и крики публичных «человеколюбов», но неужели и почему другие должны при этом непременно страдать?! Неужели другие способы кроме убийства бессильны?! Я огляделся, проводя равнодушным взглядом по трупам, валяющимся в лужах крови, застывшим в самых разнообразных позах, посмотрел на безразличное мудрое небо и покачал головой. Ввязался в драку, чтобы спасти женщин, а сам как раз и не успел. Когда крыша улетает под напором рвущегося из глубин души зверя, тут не до логического анализа, не сразу и вспомнишь, что помимо ножей есть ещё и «конвертер», и прочие «прибамбасы», и темпоральные преобразования, поневоле пользуешься первым, что под руку попадёт. Кстати о «прибамбасах». Я потёр и размял спину и бока, боль прошла, но впечатление и синяки, разумеется, останутся надолго. Нет, ну почему генератор экранов не сработал?! Очередь-то в меня как раз угодила, а не отклонилась! Надо будет не забыть у Кузьмы поинтересоваться.
Я присел возле женщин, посидел возле них с минуту, глядя, как разглаживаются черты их лиц, как отпускает их смерть, даруя им вечный покой, как размягчаются малозаметные морщинки и складочки, как сходят с них гримасы ужаса, боли и ненависти, печально покачал головой, шепча слова полузабытой молитвы, затем выпрямил их тела, уложил прямо вдоль тела руки и закрыл их покрывалами. Заглянув в последний раз в их уже мёртвые глаза, я глубоко вздохнул и закрыл им веки, после чего накрыл лица паранджой…
– Мало того, что убийца, так ещё и насильник и мародёр! – донеслось до меня яростное сверху.
Я выпрямился и печально посмотрел на Дегтярева, стоящего передо мной на крыше одного из домов, вот он прыгнул, раскинув руки, и мягко приземлился, приседая и амортизируя прыжок. Выпрямился и посмотрел на меня.
«Отпустило от жопы», – подумал я, глядя, как он крадущимся мягким шагом приближается ко мне, и как блестит в его руке «конвертер».
– Вот уж не знал я, не думал, что ты таким бизнесом промышляешь, Преображенский, – гнусно произнёс он, глядя на меня и поигрывая «конвертером».
– Заткнись, идиот, – устало отозвался я, испытывая неодолимое желание завалиться куда-нибудь под кустик и поспать там часиков двадцатью – Ты что мелешь? За словами следи…
– Что, Преображенский, защищаешься? – Игорь гаденько улыбнулся. – На воре, как говорится, шапка горит.
– А ты, я смотрю, уже очухался от удара камушком, – хмуро констатировал я, пытаясь понять, что же в этот немаловажный для него и меня момент я испытываю. Не приведи Триединый, если ненависть! Тьфу, тьфу, чтоб этому никогда не случиться! Иначе фирма потеряет хорошего кандидата в курьеры, а меня Капитошкин сожрёт с потрохами и старыми носками. – Что тебе надо, Игорь?
– Глупый вопрос, – лучезарно улыбнулся он и встал напротив меня, широко расставив ноги. – Ты не уйдёшь из этого временного потока. Я, вполне возможно, тоже, но сейчас меня это мало волнует.