– Хочешь, займись заказом сама, заодно отыграешься на местных недобитках, что попрятались, – отмахнулся Рысин. – Грин, переход на фирму, темпоральный коридор с ориентацией на маяк браслетов, пусть подготовят реанимационные камеры!
– Подожди! Но как же?..
– Отстань от меня, наконец! – рявкнул Яков так, что у меня уши заложило. – Сказал же – заказ твой! Занимайся! Подзаработаешь кредитов, оплатишь его лечение.
– Что?!
– Тихо! Переход через полторы секунды. Идёшь или нет?
– Чтоб тебе в Космосе раствориться, лях недобитый! Иду!
И спасительная тьма поглотила нас.
Дальнейшее я помню смутно… Эти воспоминания сохранились в моей памяти фрагментами, отрывками, которые как неполную мозаику очень трудно собрать воедино. Помню холод и тошноту перехода и режущее глаз переливающееся многоцветие темпорального коридора; помню, как трудно было дышать, как била всё тело дрожь, помню, как невесть как оказавшийся рядом Грэй орал и сыпал проклятиями и ругательствами, как торопил наших медиков, как отобрал мое избитое тело у Якова и махал мною в воздухе, стараясь ускорить мышиную возню; помню взгляд Шелы, брошенный мне напоследок, когда надо мной уже закрывался колпак реанимационной камеры, и этот взгляд был красноречивее всех слов – «Вот только попробуй мне умереть! Откопаю, верну и уже сама прибью!». Помню, как приятно холодила тело лекарственная жидкостная смесь – кольто – постепенно заполнявшая камеру, а потом… Потом наступил глубокий долгожданный сон, когда я вдохнул специально распылённый расслабляющий успокоительный газ.
Сон… В котором мне, вот уже в который раз, приснилась Шелла. Она смотрела на меня своими лучистыми серыми глазами, печально качала своей растрёпанной головкой и что-то долго-долго говорила… Я не запомнил всего, да и не до того мне было, честно говоря, зато её прощальный поцелуй вдруг как огнём ожёг мне губы.
Я вдруг почувствовал, что могу открыть глаза, и так и сделал, не откладывая на потом. Прямо напротив моих глаз в стенке камеры было сделано окошечко для визуального наблюдения за состоянием пациента. Я сфокусировал взгляд, из окошечка кто-то на меня смотрел, я напряг зрение – видно было не очень, мутноватый лечебный раствор не идеально прозрачен – и тут вдруг увидел Её, мою подругу, мои «тридцать три несчастья», как я в шутку её иногда называл, мою любовь, мою инфернальную любовницу, моё «горе от ума» и «наказание строптивого». Она смотрела на меня, её классически прекрасное чуть бледное лицо источало заботу и нежность. Наши взгляды пересеклись, она заметила, что я смотрю на неё, и нежно улыбнулась. Мои ресницы дрогнули, на рту была кислородная маска, так что улыбнуться ей в ответ я не смог. Но Шела поняла. Улыбка ещё мгновение украшала её губы, затем она оглянулась, посмотрела по сторонам и вдруг поцеловала пластик окошечка, вложив в этот поцелуй всю свою неразделённую страсть. Мои глаза дрогнули, и я поспешно моргнул, как жаль, что я не мог ей ответить. Она ещё несколько секунд постояла у окошечка, затем прощально улыбнулась и исчезла.
Я закрыл глаза и глубоко вдохнул через маску. Я очень хотел спать…
Глава 9.
– Надевай костюм!
– Что?! Да ни за что на свете!
– Надевай костюм, я тебе говорю!
– Да ни за какие пряники!
– Но почему?! – закричала Шела, потеряв терпение, и встала посреди комнаты, уперев руки в бока, в весьма соблазнительной позе.
– Да потому что я в этом костюме чувствую себя как псих в смирительной рубашке! – рявкнул я и встал напротив неё, сложив руки на груди.
– Какое замечательно сравнение, – прыснула она, – а главное – точное.
– Не умничай слишком много, – я почесал подбородок и огляделся, ища свою любимую рубашку.
– Ой-ой-ой, уже испугалась, – фыркнула она и отошла к зеркалу, обольстительно покачивая бёдрами, при этом мне страшно захотелось ущипнуть её. – Надевай костюм.
– Ну что ты заладила как попугай одно и то же, – я всплеснул руками и, изобразив немую сцену, трагическим взглядом уставился в потолок.
Великий Космос!
Какой идиот забросил мою рубашку на люстру?!
Я напряг память, мучительно вспоминая. Вчерашний вечер был посвящён целенаправленному походу по всем окрестным заведениям, где делали хороший натуральный кофе и прекрасную табачную смесь, а не ту синтетическую гадость, которую продают повсюду во всех уголках Системы. Разумеется, стоит чашечка натурального кофе столько же, сколько банкет в шикарном ресторане на несколько персон, так как выращивают кофе исключительно на Земле, на всех остальных планетах и орбитальных оранжереях он почему-то к огромному сожалению всех любителей этого напитка не прижился. С табаком та же кстати история, в результате чего из-за его бешеной дороговизны половина населения Системы отказалась от курения, так как учёными давно доказано, что синтетические заменители табака вызывают постепенное наступление импотенции.