Но Тощая Женщина отпрянула от его руки, сказав:
- Нет такого закона поворачивать назад, когда путешествие уже начато, а следует идти вперед к тому, что назначено; и не можем мы вернуться в твои луга, леса и солнечные поляны, однажды покинув их. Мучения духа не облегчат никакие радости плоти, пока не рассеется дым, ослепляющий нас, и жгучее пламя не приготовит нас к бессмертному блаженству, которое есть лоно Господа. И нет такого закона, чтобы вы, великие, не давали прохода путешественникам, совлекая их с пути хитроумными обещаниями. Вы можете сидеть только на перекрестках, где путник задумывается и бывает в сомнениях, но на дороге силы у вас нет.
- Ты свободна от меня, - сказал третий человек, - пока не будешь готова прийти ко мне вновь, потому что из всего только я стоек и терпелив, и все возвращается ко мне в свой срок. Есть свет в моих укромных местах в лесу и светильники в моих садах под холмами, за которыми ухаживают ангелы Божьи, и под моим лицом есть другое лицо, которое не презирают Пресветлые.
И три Абсолюта поднялись и мощно зашагали прочь; они шли, и их громогласный разговор эхом отражался от облаков и от земли, словно порывы ветра, и даже когда они скрылись, вдали долго слышался могучий рокот, постепенно смолкнувший на залитых лунным светом просторах.
Тощая Женщина и ее дети медленно шли по неровной, кочковатой земле. Вдалеке, у самой вершины горы, замерцал свет.
- Вон там, - сказала Тощая Женщина, - стоит Бруг Ангуса Мак ан О'га, сына Дагды Мора, - и к этому свету она повела усталых детей.
Спустя немного времени она уже стояла перед богом, и тот приветил ее и освежил с дороги. Она рассказала ему все, что случилось с ее мужем, и попросила у Ангуса помощи. Ангус охотно согласился, ибо главное дело богов - давать защиту и помощь тем людям, которые в них нуждаются; однако - и таково их условие - боги ничем не могут помочь, пока их об этом не попросят, поскольку свободная воля человека есть наиболее ревностно охраняемый и священный принцип в жизни; поэтому вмешательство любящих богов происходит только в ответ на столь же полюбовный призыв.
Глава XVIII Счастливый Поход
Кэйтилин Ни Мурраху одиноко сидела в Бруге Ангуса, почти так же, как сиживала на склоне холма и в пещере Пана, и снова думала. Теперь она была счастлива. Ей нечего было желать более, ибо все, что есть на земле, все, что может охватить ум, принадлежало ей. Мысли ее уже не были теми скрытными подземными существами, что бежали от рук и от понимания. Каждая мысль была чем-то или кем-то, ее собственную жизнь можно было наблюдать в ее свете, видеть и ощущать, принимать или не принимать, смотря, что следовало с ней сделать. Но Кэйтилин открыла, что счастье - не смех, не удовольствие, и что никто не может быть счастлив сам по себе. Так она начала понимать глубочайшую печаль богов и почему Ангус плакал втайне от всех; ибо по ночам она часто слышала, как он плачет, и знала, что его слезы - о тех других, кто несчастен, и что его не утешить, пока кто-то горюет или пока в мире скрывается злое деяние. И это чужое горе отравляло и ее собственное счастье, пока она не поняла, что ничто теперь не чуждо ей, и что все и всё - ее братья и сестры, и что все они живут и умирают в юдоли; и наконец она узнала, что нет никаких людей, но есть все люди, и нет человека - но лишь человечество. Никогда отныне удовлетворение желания не доставляло ей удовольствия, ибо ее ощущение единственности было уничтожено - она была не просто личностью; она была также частью могучего организма, устроенного так, что в любых неурядицах и потрясениях он стремится достичь единства, и это великое существо было тройственно, объединяя в своем могучем бытие Бога, Человека и Природу - бессмертная троица. Долг жизни в том, чтобы пожертвовать самим собой:
отвергнуть малое я, чтобы освободилось великое эго; и, узнав это, Кэйтилин наконец поняла, что она знает Счастье, эту божественную неудовлетворенность, которая не успокоится, пока не достигнет своего предела, и знание мужа не добавится к веселию ребенка. Ангус научил ее, что за этим пределом лежит великий восторг, который есть Любовь и Бог и начало и конец всех вещей; ибо всякая вещь должна исходить от Воли к Неволе, чтобы снова вернуться к Воле с пониманием всех вещей, приготовленная к этому огненному ликованию. Этого не случится, пока остаются среди живущих глупцы, ибо пока последний глупец не умудрится, шаги мудрости будут неверными, а свобода останется невидимой. Растут не в годах, а умножаясь, и пока существует взгляд здравого смысла, никто не сможет увидеть Бога, ибо взгляд всей природы едва ли окажется достаточно широк, чтобы узреть такое величие. Счастье мы встретим во множестве, Его же мы можем привечать лишь по звездным системам и вселенской любви.
Так размышляла она, когда из полей к ней пришел Ангус О'г. Бог вовсю сверкал, улыбаясь, словно юная заря, когда пробуждаются бутоны, и с уст его вместо речи лилась песня.
- Любимая моя, - промолвил он, - сегодня мы отправимся в путешествие.
- Моя радость там, где ты. - ответила Кэйтилин.
- Мы сойдем в мир людей - из нашей мирной обители на холмах в шумный город, к толпам народа. Это будет наше первое путешествие, но в скором времени мы пойдем к ним снова, и не вернемся из того путешествия, ибо станем жить среди людей и пребудем в покое.
- Да придет скорее тот день, - отозвалась Кэйтилин.
- Когда твой сын станет мужчиной, он прежде нас отправится в это путешествие, - сказал Ангус, и Кэйтилин вздрогнула от радости, узнав, что скоро у нее родится сын.
Затем Ангус О'г надел свои сверкающие одежды, и они вместе вышли на солнечный свет. Стояло раннее утро, солнце только что взошло, и на травах и вересках сверкали росинки. В воздухе стояла свежесть пробуждения, от которой радость вскипала в крови, и Кэйтилин затанцевала от безудержного веселья, и Ангус веселым голосом воспел к небу и тоже пустился в танец. Вокруг его сияющей головы порхали птицы; ибо каждый поцелуй, что он дарил Кэйтилин, превращался в птицу, посланника любви и мудрости, и птицы запевали торжествующую песнь, и тишина зазвенела от их пения. То и дело какая-нибудь птица вылетала из круга со всех крыльев, устремляясь в какую-либо сторону. Это были его гонцы в каждую крепость и ду'н, каждый рат и глен, каждую долину Эйре'(24), поднимавшие Слуайге Ши(25).
Это летели птицы любви, ибо то была битва счастья, и потому Ши не должны были брать с собой оружие.
Счастливый путь Ангуса и Кэйтилин лежал к Килмашеогу, и вскоре пришли они к горам.
После бога Тощая Женщина с Инис-Маграта навестила все эльфийские крепости Килмашеога и велела Ши, жившим там, на рассвете ждать на вершине горы; поэтому, когда Ангус и Кэйтилин взошли на гору, там их встретили шесть кланнов, и с ними были многие из народа младших Ши, члены Туата да Данаан(26), высокие и прекрасные мужчины и женщины, сошедшие в безмолвные подземелья, когда напор сыновей Милит, их мягкое волшебство и непобедимая доблесть вытеснили их в страну богов.
Среди явившихся были Айне Ни Эога'йл из Кнок-Айне и И'виль из Краглеа, королевы Северного и Южного Мюнстера, а также Уна, королева Ормонда; они со своими воинствами пели на вершине горы, приветствуя бога. Пришли туда пять стражей Ульстера, подстрекатели к поединкам - Бриер Ма Бельган из Дромона-Брега, Редг Ротбилл со склонов Маг-Итара, Тиннель сын Боклахтны из Слив-Эдликон, Грики из Круахан-Айгле, доброго имени, и Гулбан Глас Мак Грики, чей ду'н стоит в Бене Гулбана. Эти пятеро, неодолимые в поединках, поднялись на гору со своими племенами, выкликивая на ходу боевые кличи. С севера и с юга пришли они, и с востока, и с запада, блестящие и счастливые создания, множество, бесстрашные, собранные, и скоро вся гора наполнилась их веселыми голосами и благородными одеяниями.