- По голове дракона можно понять о нем все! Величина головы и выступающие кости говорят о развитости всего костяка, грубости или нежности телосложения. Голова дракона бывает грубой, тяжелой или сухой...
Иггельд посматривал на дракозников, слушают эту чушь, как будто слышат впервые, ни один не повел даже бровью, когда этот важный заявил, что у здорового дракона кончик носа всегда влажный, если не спит, конечно, и не болен, ни один не сказал, что здесь это все дети знают, молчали и кивали, пока он не устал или не сказал уже все, что знал о драконах...
- Ну-ка, - раздался наконец сверху рычащий голос Хоты, - давай собирай всех в корзину...
Иггельд не понял, что и зачем, послушно носил детенышей, дракониха подняла голову и наблюдала за ним, а когда он отнес последних, забеспокоилась, поднялась, явно намереваясь пойти следом и в пасти попереносить всех обратно.
- Давай! - раздался сверху голос.
Раздался страшный хлопок с треском, Иггельд невольно вздрогнул, это наверху кто-то ударил дубиной по туго надутому бычьему пузырю, и тот лопнул. Одновременно упали стенки корзины, трое детенышей с жалобным писком помчались к матери, Черныш спешил третьим, но не потому, что испугался меньше, он от ужаса спотыкался и падал, в то время как другие неслись почти прыжками, добежали до материнского брюха и прижались, дрожащие, перепуганные.
Лишь трое щенков не бежали, хотя один сперва было выскочил, но тут же начал с любопытством осматриваться, отыскивая, что же это за странный новый звук. Двое остались в корзине, один рыча скалил зубы, а второй пытался взъерошить несуществующий гребень на спине.
Сверху послышались голоса:
- Я думаю, все ясно...
- Да, не пришлось долго отбирать...
- Удачно, что все они проявили себя так явно.
- И так ярко! Никаких колебаний.
- Вы тоже так думаете? Тогда на этом и решим. Апоница, из этих трех одного отберем через неделю, а тех можете сегодня же... Поздравляю, эти показали себя неплохо. В прошлом помете, как вы помните, только один не струсил. Да и то, гм, можно сказать, с натяжкой.
Голоса отдалились, истончились, стихли. Дракончики, не слыша повторения странного звука, пошли к матери. Пошли неспешно, без страха, с достоинством. Иггельд потерянно смотрел на Черныша, в глазах защипало, испуганный дракончик задрожал и расплылся, а его огромная мать как будто вошла в огромное серое облако и ворочалась там, утробно вздыхая.
Ноги дрожали, он весь трясся, как осиновый лист, а когда пошел к корзине, его повело в сторону, и он ударился о каменную стену. Наконец перенес ноги через край, ухватился и ворот. Пошло очень легко, а когда поднялся, Апоница закрепил ручку и сделал шаг навстречу. Морщинистое лицо старого наездника было грустным, в глазах Иггельд увидел море сочувствия.
- Сядь, - предложил Апоница мягко, - переведи дух. День был трудным и... тяжелым.
Иггельд вскричал, слезы брызнули из глаз:
- Что, это все? Все?
- Все, - подтвердил Апоница.
- Так быстро?
- На этот раз... да.
Он заплакал громче, плечи затряслись, рыдания распирали грудь и становились комом в горле.
- Но разве так можно? Так просто?
- Это жизнь, - сказал Апоница.
- Я не отдам!.. Я не отдам его убивать!
Апоница с сочувствием привлек его к себе на грудь, широкая шершавая ладонь с твердыми мозолями с неловкостью прошлась по спине, по плечам, пригладила волосы.
- Я понимаю, - сказал он тихо. - Думаешь, я с легким сердцем отдаю на смерть? А чего же я тогда в такие вот дни напиваюсь... трое суток меня корчит! А за все эти годы должен бы привыкнуть, как думаешь?
Иггельд оторопел, даже слезы высохли. Неверящими глазами смотрел на главного смотрителя. Да, все знали, и он знал про запои лучшего знатока драконов, но как-то не приходило в голову связать их с отбраковкой молодняка.
- Как же вам тогда плохо, - вырвалось у него.
- Очень, - признался Апоница. - Но что делать? Ты можешь предложить другой выход?
Иггельд дернулся.
- Нет, не могу!.. Но и отдать Черныша на смерть не могу. Это же мой... Я его с рук кормил! Он мой палец сосет, когда спит. Он такой теплый, такой ласковый... Он все понимает!
- Он слабый, - обронил Апоница грустно.
- Он не слабый!
- Слабее других, - уточнил Апоница.
- Ну и что?
- Для дракона, малыш, это самое главное - не быть слабым. И так намного слабее людей... в сравнении, конечно. У человека почти все рождаются нормальными, уроды - редко. У драконов почти все уроды, ты сам видел безглазых, безлапых, двух- и трехголовых... Другие вроде бы с виду нормальные, но не смогут давать племя, у кого-то не отрастут крылья, иные помрут от неведомых болезней... Это все наказание, как говорят маги, за грех подражания Творцу. А по-моему, никакое это не наказание, а просто неумение сотворить живое Одно дело Творец, другое - эти критиканы, что решили утереть нос старику и показать, как надо. Так что, если хотим спасти драконов, должны заранее отбраковывать всех, кто помешает полноценным. Иггельд, мы могли бы прокормить вдвое больше драконов. Даже втрое!.. Но отбираем только самых здоровых. И то, сам видишь, сколько больного потомства от этих самых здоровых.
Он говорил тихо, с болью, потрясенный Иггельд наконец смутно ощутил ту огромную тяжесть, которую несет на себе смотритель, но тут же душа испуганно запахнулась, он вскрикнул:
- Я ничего не хочу понимать! Я не хочу, чтобы мой Чернышик умер! Не хочу, чтобы его... убили.
Апоница привлек его к себе, широкая заскорузлая ладонь гладила по голове, а Иггельд, уже не сдерживаясь, рыдал навзрыд Плечи вздрагивали, весь трясся, слезы выходили трудно, уже не светлые детские, а горькие мужские, слезы жгучей потери.
Апоница сказал мягко:
- Пойди погуляй. Если хочешь, отдохни день-другой. Работал тяжко, за троих взрослых мужчин. Заслужил отдых А потом, когда наберешься сил, приходи.
Иггельд спросил горько:
- А Черныша за это время убьют?
- Не Черныша, - объяснил Апоница, он поморщился. - Я всегда против того, чтобы давать имена детенышам. Потом они как будто уже .. ну, почти люди. Даже больше, чем люди. Родственники! Не Черныша убьют, а среди детенышей выберут самого сильного, понял? И отважного. Так это называется. Называется правильно.