– Я простой… У меня вот как!.. – засмеялся он, сжав кулак, словно готовясь кого-то ударить. – Пойду нараспашку да и побью вразмашку!
Оба товарища над ним посмеялись.
– Кто легко верит, тот легко и пропадает… Поостерегись бахвалиться…
На сучьях молодых сосен качались красногрудые снегири. Гаврилка, шутя, манил их рукою к себе:
– Эй, вы! Чего нахохлились! Айда с нами!..
Олешка вспугнул птиц, побежал за ними.
Гаврилка догнал его, ухватил за рукав.
– Уймись! Не пугай! Птица – божья.
Лицо его было сердитым.
Осип тоже заворчал на Олешку. Парень смутился.
– Пускай хоть птица вольно живет, без страха.
Потом забыли и про птиц, и про все на свете, запели песню. Эхо поскакало в чаще. И было приятно им слышать беспечный отзвук своих голосов. Вообще, чем дальше уходили от Рязани, тем веселее становилось им.
Освободившиеся кое-где из-под снега бугорки тоже напоминали о весне, так же как и воздух, легкий, душистый. Довольно поморозились, помучились со степными буранами и сугробами. Весною меньше опасностей и препятствий в дороге. И труднее станет боярам и полякам преследовать беглецов. Солнце, тепло и дорожная сушь – верные союзники всех беглецов. А там видно будет. Ловит волк, да ведь и волка ловят. Всяко бывает. Одним словом, всё впереди!
Олешка заявил:
– Жаль только мать да отца! Кабы их еще взять с собой.
После этого на всех напала задумчивость. Шли молча.
Нарушил молчанье Гаврилка:
– Боярин черту брат. Боярин черту душу заложил. А мы и без черта обойдемся. Сколь деревень – столь и нас! Устроимся.
Рать невеликая, оружие: кистень да бердыш без древка, зато бодрости и терпения на целый полк хватит. Были бы глаза острые да руки сильные, да ноги быстрые – раздобыть оружие можно. Военная стать впереди, а теперь – калики перехожие, убогие богомольцы. Где притворством, где силою, где ловкостью, а до Москвы так и эдак надо добраться. Хорошо бы где-нибудь на монастырскую братию натолкнуться да в рясы чернецкие обрядиться. К монахам поляки не столь придирчивы. За врагов их не считают. Смеются над ними – и только.
Лес кончился. Снова равнина. Никто не встретился на дороге. Однажды только пришлось спрятаться в чаще от двух латников. Наверное, это и есть гонцы польского воеводы Яна Сапеги. Давно поджидают их в Рязани. Посадские ворчат на Ляпунова, что он хочет вести переговоры о союзе с главным польским грабителем, разорившим многие русские села и деревни. Может ли быть союзником явный враг?
– Э-эх, люди, люди! – вздохнул Гаврилка.
В полночь добрели до маленькой бедной деревушки, прилепившейся к склону лесистого холма. Подошли к ней осторожно, прислушиваясь ко всякому шороху.
В крайний домик постучали. Никто не отозвался.
Над темно-синим облачком появилась луна. Зеленоватый отсвет лег на причудливые очертания окрестностей.
– Не хотят нас… – прошептал Олешка, потирая уши.
К вечеру стало прохладно, пробирала дрожь.
– Не в овраге же ночевать, – сердито пожал плечами Гаврилка и снова стукнул в дверь.
– Эй, легше! Кто там? Дверь собьешь, – раздался недовольный мужской голос.
– Пусти, христа ради! Застудились мы! – жалобно произнес Гаврилка.
Дверь отворилась.
– Эк, вас тут! Куда я вас дену!..
– Укрой горемышных, батюшка, спасибо скажем! – низко кланяясь, все тем же жалобным голосом продолжал Гаврилка.
– «Спасибо» за пазуху не положишь.
– Добрым человеком бог правит! Господь бог не забудет.
– Слыхали мы… Каждую ночь слышим… И чего народ бегает с Москвы на Рязань да с Рязани в Москву? Дивуюсь! Чьи вы сами-то?
– Смоленские будем, погорельцы, батюшка, бесприютные!
– Как это вас сюда-то занесло?
– Скитаемся! Хлеба ищем!.. Нутро ноет.
– Вона што! Из каких будете?
– Князей Зарецких тяглые… Да уж и князей-то наших, кормильцев, почитай в живых не осталось… Сгибли, батюшка, под Смоленском… И лошадушки-то их все погибли… И пожитки-то все разграблены…
Парни заревели, как малые дети (дорогою уговорились в трудную минуту слезу пускать).
– Эй, ребята, поперхнетесь! Не люблю! Москва ныне слезам-то перестала верить… Жалобой ничего не возьмешь… Камень в людях. Скажите-ка лучше: против кого вы?!
Гаврилка задумался: сказать «против панов» опасно. А вдруг здесь-то и есть их сторонники?! Сказать «против Ляпунова» тоже опасно. Может, хозяин этого дома единомышленник его. А там Заруцкий, Сапега, Маринка со своим сыном и шведский еще какой-то королевич… Вот и угадай – кого помянуть?