Как-то я не нашелся, что сказать. Она замолчала.
"Спой мне" — попросила Дениз, когда я уже шел по деревне ночевать.
"Чего-чего?"
"Спой, а?"
"И о чем же? Только ты все-таки учитывай, что я в-общем пою-то как вою…"
"Обо мне. Мне все равно как, я же не слушаю ушами."
Прогресс, наверное — для, как бы это сказать, обрезанного ИИ. Самостоятельное желание. По крайней мере, не кричит.
Хм…
Она стала подпевать на третьем куплете.
Колодец… Колодец, милостивцы, место проходное да неважное только для человека наивного и недалекого.
Во-первых заметим, колодец это вода. Чистая же вода — как оно всем с детства понятно, есть благо и ценность, отсутствие которого имеет массу неприятных последствий. Причем немалая часть из них может и смертельной оказаться.
Во-вторых, колодец не везде отроешь, а за водой по туазу не набегаешься. Коли место у колодца хорошее, а колодец на воду богатый (и река неподалеку имеется) — тут-то деревня и возникнет как бы по волшебству.
В-третьих, к колодцу сходить придется всякий день. А то и не по разу — коли кувшин невелик, или… Ну, надо, в общем, ибо есть еще четвертое обстоятельство.
А в-четвертых, колодец это место куда все примерно в одно время придут. Уж женщины-то точно.
Вроде как и не нужно совсем, а только в рваном платье или с неубраными волосами ни одна баба к колодцу не сунется. Потом будут год поминать. У колодца об обменах договариваются, взаймы берут, взятое возвращают. У колодца счастье покажут, у колодца про горе узнают — помогут. Потому как ко всем приходит. И к тебе придет.
В деревне колодец стоит на важном месте — в центре. Может, где и второй есть — но в центре-то точно. Давным-давно сделали вокруг него отмостку, лоток для лошадей и прочей скотины поставили. Крышку Кола-плотник срубил, когда еще только пришел. Добрая крышка, почти и не сгнила с тех пор, хоть и приблудой сделана. Есть и кувшин куда поставить, есть за что веревку зацепить — по уму колодец обустроен.
Матушка Орели впустую у колодца не терлась, это все знали. Пришла, поздоровалась, воды набрала, по делам поговорила — и пошла. Никакого удовольствия на вопрос "Когда ж твой-то сынок женится?" отвечать нету. Знает Мари Катье, как спросить — как нож в ране поворачивает. А что ей ответишь, лахудре?
Вот и сегодня, собрались уже все, воды почти все набрали, про две женитьбы на северной стороне поговорили, про пришлого, что при Тома-кузнеце до весны был, парой слов перекинулись — тут она и пришла. Поздоровалась, степенно воды набрала — и вдруг к Озанн, жене Корнеила-овчара обратилась. Нет ли, мол, на обмен или продажу (тут-то кое у кого старые обиды снова припомнились, да кое-кому сначала шерсть надо добрую завести) шерсти? Мешка… три. Для начала.
Тут многие ушки-то навострили (кое-кто, вот Мари например, аж из кувшина воду зевнула, себе на ноги. Заодно и помыла, в кои-то веки.). Никак старая Орели решила на продажу полотна наткать. Да стара вроде, но… Присмотреться надо. Катье уже вся прямо приготовилась шпильки ей повтыкать — куда денешься, сейчас будет веретено просить, иначе как прях собрать? Но не судьба ей была порадоваться.
— А коли девицы какие согласятся за пятую нить той шерсти напрясть, то я веретена им для того дам. А как натку полотна — так и отдам, веретена-то. Насовсем.
Аж дыхание перехватило у всех. Веретена! Да где ж она их возьмет! А матушка Орели с несколько фальшивым сожалением и смирением добавила.
— Много, много ткать мне, старой, придется… Не под силу мне одной уже ниток столько спрясть. А веретена сынок вчера сделал. Шесть штучек, как одно.
Ох, у многих тут ручки зачесались, глазки загорелись! Три недельки — и веретено!
Озанн — вот же стерва! — уж конечно сразу обещалась четыре мешка завтра, а уж потом она у мужа все прознает, стригали в этом году добрые были, и шерсти вышло неплохо. Почти уверена она…
— Да еще б ты не была уверена сейчас, овца! У тебя ж дочка на выданье!
— Никак, жениться твой сынок надумал?.. — спрашивает Катье, да что-то не так как оно надо выходит.
— Занят сынок мой. — со вздохом отвечает Орели. — Все в кузне. На меня, старую, время находит… А всякие вертихвостки ему без интересу.