— Снимай!!!
Я тихо прошел вперед.
— Убью!!! Запытаю насмерть!!! Семя подлое!! Где ты?!
Не вижу повода откликаться.
— Кузнец, где ты?!! Отвечай, сволочь!!!
Не про меня. Он орал, метался, пытался сорвать шлем — а это больно, даже мечом махал. Одумался, к сожалению, лошадь только перепугал и привязь перерубил…
— А-а-а-а!!!! — я подождал, пока он устанет и упадет, бессильно царапая землю. Час орать и метаться — силен.
Я осторожно подошел поближе и спросил.
— Ты хочешь помощи, шевалье? Зачем мне тебе помогать?
— Выпусти, сука!!!
Он попытался вскочить — но уже ничего не вышло.
— Это неверное обращение. Подумай о себе — пить ты уже хочешь, а напиться будет очень нелегко. Без воды ты продержишься еще пару дней — и кроме меня этот шлем теперь никто не снимет…
Он что-то прошипел.
— Достаточно будет заплатить, обещать не нападать и обратиться без оскорблений. И, конечно, помнить, что если ты обижаешь человека железа — железо найдет способ вернуть обиду.
— Так сколько же ты, почтенный Ахмет-купец хочешь получить, скажем, за эти три мелкие высохшие палочки корицы?..
— За эти большие, изумительной целостности, удивительного аромата палочки корицы я думаю выручить не менее тридцати су за пару.
День перестал быть томным. Кажется, меня держат за лоха.
— Почтенный купец Ахмет, разъясни мне — это ты ТРИ цены заряжаешь, или ЧЕТЫРЕ?!
— Ты, юноша, еще молод — и не понимаешь, что всякий товар стоит столько, сколько за него готовы заплатить.
— Понимаю как раз — ибо не верю, что кто-то будет платить столько за уже подвыдохшуюся…
— Клевета!!!
— Да что ты говоришь?!!
Купец явно проснулся и потерял всякую вальяжность.
— Что вы, франки — что-то на арабском. — Можете понимать в благородных пряностях?! Аллах свидетель — ничего не выдохлось!!!
— Удивительны, удивительны эти твои слова — кору до тебя год везли, ты вез, тут с такой ценой уже неизвестно сколько стоит, и — не выдохлось?!! Да одна твоя жадность все выпила!!. И уж тем более и нечего меня тут нечестивцем обзывать!
— Я вожу его в специальной коробке, а ты и есть вот это самое слово — так что какое тут обзывательство…
— В коробке он его возит! И что?! Вот, можно ж понюхать прямо! Так что больше девяти су…
— Да он с ума сошел! И как только тебя допускают до торговли!! Как, как благородная корица может стоить менее двадцати пяти су за… Впрочем, тебе и не надо знать даже этого!
Ага, цена-то корректируется!
— Чтобы с тобой торговать, разум даже вреден! Ибо какой же ум такую цену выдержит!!
Вокруг заржали. Зрители, оказывается, собрались.
Ну, мы не подкачали. Кидались шапками и рвали на груди одежду. Воздевали руки к небу и тыкали друг в друга. Поминали Господа, Аллаха и даже Будду — хотя никто этого и не понял. Призывали кары и свидетелей. Чуть не дошли до тестовой готовки — но не срослось…
Сошлись на четырнадцати су. И три банки ему пришлось дать. Причем больших.
— Как дома побывал. — сказал купец, отвешивая мне все-таки три палочки. — Прямо от сердца отлегло, а то и поторговаться-то никто не может, продал — и сиди, как оплеванный…
— Легкой тебе дороги, почтенный Ахмет, — сказал я.
— Как ты догадался?
— Так время подходит, иначе ты в этих землях застрянешь еще на полгода. А товара почти нет.
— И тебе удачи в дороге.
— Да мне-то тут два дня.
Купец поднял брови. Я уже пошел себе к телеге, когда мне в спину прилетело:
— Почему-то мне кажется, юноша, что до твоего дома совсем не два дня пути. Да хранит тебя Аллах, христианин, в долгой и многотрудной твоей дороге…
Лошадь была не запаленная — но явно после скачки.
Какая кобылка! Уж точно не крестьянские и не купеческие рабочие лошадки. И какова всадница! Девчонке было лет четырнадцать-пятнадцать, и она была красива. Настолько красива, что захватывало дух. Рыжая, с кудрями перехваченными шелковым (!!!) платком, совсем не худенькая. С огромными, миндалевидными зелеными, как молодая трава, глазами. Одета она была ДОРОГО. Очень дорого. Пояс узорчатый, сапожки кожаные, кинжал на поясе… Охотница.
— Кузнец! — звонкий, полный жизни голос. Музыкальное, уравновешенное меццо-сопрано. Ой, мамочки. Ой, кажется, я знаю кто это…
— У меня расковалась лошадь! Исправь это! — я понял, что вспотел. И как-то вообще не в себе.
Алиенора — пока еще не Аквитанская. Пока еще не признанная первая красавица Европы. Ключевая фигура столетия. Фигура. Ой, кузнец, держись.
— Угодно ли будет госпоже спешиться? — пажей она, похоже, обогнала. — Если госпожа не сочтет это уроном, я мог бы помочь.