— Да почему?!
— Да потому, что его они сожрать не могли, а тебя — могут!!! И отлично прикроются тем, что ты — женщина! У тебя мало сил, и ты если обращаешься к закону и данному слову, не можешь закон же и слово отбрасывать. Что помешает сильнейшему тупо заставить священника вас обвенчать, а потом запереть тебя в башне?! Страх Божий?! Так он Храм покрасит и ему все простят!
Она стояла и чуть не плакала от гнева.
— Он передал твою судьбу совету. — тихо сказал Де Брие. — Если ты не желаешь ему подчиняться… Я постараюсь устроить твое бегство. Но Аквитанию ты потеряешь.
— Кузнец у тебя будет, госпожа. — осталось добавить мне. — Будут и доспехи, будет оружие — со временем. Деньги… если все очень постараемся. Но бежать надо далеко. Война в благословенной Аквитании будет, это уж и к бабке не ходи…
Она перевела взгляд на Де Брие.
— Ты мог бы и помолчать об этом, Кузнец! — рявкнул тот.
— Нет! — рявкнул ему в ответ я.
— Почему?! — спросила госпожа наша с надрывом и болью.
— Я не могу оставить тебя слепой, госпожа. У меня сил нет бояться за тебя еще больше…
— Почему будет война?!
— Потому, что ты гарант их договоров. Ты можешь стать центром власти — но если тебя не будет… Они начнут делить её снова. Как-то по-другому такая дележка проходила, хоть когда-то? И кого-нибудь обязательно посетит мысль, что тебя можно найти и захватить.
Она буквально зарычала, резко повернулась, и взмахнув шлейфом платья резко и решительно, совсем не по дамски, зашагала к лестнице в свою часть донжона. Даже качающийся колпак её выражал гнев.
— Нас услышали?.. — спросил я без особой надежды.
Де Брие даже отвечать не стал. На том и разошлись.
— Кузнец.
Я молча поклонился. Не годится кузнецу пялиться на герцогиню. Даже если ей пятнадцать лет, а тебе двадцатый год. Даже если при ее приближении трудно дышать.
— Ваша Светлость…
Совет должен был уже закончиться. Я совершил наглость — я поднял глаза и посмотрел на нее. Простое платье, капор… Она явно не ждала от результата ничего хорошего и выказывать герцогскому совету уважение не собиралась.
— Ты можешь сковать мне счастье?
В её глазах плескалось отчаяние.
— У вас есть Ваши опекуны. Как может простой кузнец… — Господи, какую трусливую мерзость я несу!
— Ты знаешь, что они сказали?
Я пожал плечами.
— Разве они уже решились? Тогда — французский король. Наверняка, они настаивают на скорейшей свадьбе. Ссылаются на завещание Вашего батюшки… Кстати, не думаю, что врут.
— Они не сказали.
Её волосы не умещались под капором.
— Я ошибся?
— Нет. Просто они еще торгуются. — она подошла близко. Недопустимо близко. — Откуда ты знаешь?
Я помолчал. Это больно. Просто больно…
— Наплевать, о чем они там треплются. У них слишком многое зависит от Анжу и Тулона, от постоянного конфликта с Бургундией, от… У них куча родственников — это возможность подгрести земли. Им не нужен новый участник дележки. Анжуйский король — ох, прости — герцог — намного сильнее любого из них. Зачем им настоящая власть над ними? Поторговались за привилегии, а то и просто гарантии status quo — да и согласились.
— Ты кузнец — и уже вчера ты знал это, и говорил мне. А они щеки надувают до сих пор. Так скажи, что мне делать?!
— Что ты хочешь от меня, светлая госпожа Алиенор?! — взвыл я. — Счастье… счастье не снаружи. Его нельзя отковать. Его не даст никакой совет! Оно может появиться только здесь!
Я коснулся ее лба. Она перехватила руку. Быстрая. Сильная… Узкая рука не отпустила меня.
— Что ты хочешь услышать?! Если бы я только мог… я сковал бы тебе корону из своего сердца. Я отдал бы жизнь на твое платье — но она только дым. А сердце — просто мясо. Оно сгорит с вонью…
— Ты плакал. — Она схватила меня за голову и пригнула к себе.
— Откуда ты знаешь?
— Я — госпожа этих земель! Мне известно все! Я смотрю на тебя. Каждый день.
Её губы оказались так близко.
— Нас увидят.
— Мне все равно. Они меня продали. А он купил. Но получит только то, что ему останется.
Она не умела целоваться. И от этого “сносило крышу”. Наверное, руки ее были куда слабее моей шеи — но держали ее куда прочнее стальных канатов.
— Они меня казнят. — я с трудом перевел дух и посмотрел в ее зеленющие глаза. — Но мне плевать.