— Не посмеют. Ты — мой!
Вечность прошла до того, как мы оторвались друг от друга второй раз. В основном — отдышаться. Она была одновременно невесома и восхитительно…
— Я его убью.
— Потом. Займись делом!
— Тобой?
Вместо ответа она завалила меня на мою лежанку. Опыт она с успехом заменила энтузиазмом…
— Поедешь со мной.
Меня проинформировали. И на том спасибо.
— Я его и правда убью.
— Пф!
— Знаешь, повеления звучат убедительнее, если произносятся не в таком виде.
Я погладил ей изгиб талии и бедра.
— М-м-м… Левей. Да. — она еще и потерлась об меня. — И так достаточно убедительности.
— Мы тебе платье испортили.
— Это не “Мы”, это я… Какое-то оно было непрочное. И мешалось.
— На нем следы крови и разорвал его в основном я… Кажется. Так что, извини, все-таки “мы”.
Она фыркнула и мы снова начали целоваться.
— Госпожа, — раздался от входа дребезжащий голос её няньки. — Одевайся.
— Я занята. — с кошачьей ленью в голосе заявила Алиенор. Не озаботившись прикрыться.
— Они призывают тебя.
— Может быть, ты меня не нашла?
— Я, безбожники и грешники, нашла вас! — у старушки-няньки с ответом не задержалось. — И вы даже не стесняетесь!!! Что ты скажешь своему жениху?!
Я начал все-таки вставать. Хоть штаны найду… Дева снова обвила мою шею руками и устроилась на мне поудобнее. Вставать вообще расхотелось.
— А ничего. Может не брать. У меня платье порвалось. Пусть своему отцу предъявляет претензии…
— Я принесла тебе платье. — пробурчала нянька. — Фу, срамотища! И где!
— Тут, почтенная, — обиделся я. — Моё жилище. И ничего плохого в нем нет. Кстати, в отличие от местных залов, у меня не на… не воняет, солома свежая и по три дня кувшины известно с чем не стоят! Кстати, никто на нас не пялился в отличие от. А простынь я вообще только купил! Сказать страшно, сколько отдал — что-то мне подсказывает, что не у всякого графа…
— Ах, фи. — прервала меня Алиенор тоном капризной девочки. — Ты такой некуртуазный… Пить хочу.
— Прости, светлая госпожа, обстоятельства не располагают к изъявлениям… Вот.
Алиенора уткнулась в чашку, не озаботившись одеться. Мысли мои как-то потеряли фокусировку…
— Все от чтения, все от чтения твоего!!
— Отвернись, почтенная.
— Чего я там не видала?! Спортил…
— Гхрм. — показательно откашлялась Алиенора.
— Прости, госпожа.
— Иди. Я скоро выйду. Скажи им, что в ожидании и трепете госпожа уснула в саду… Брось гадость — у меня отобрали штаны. — У нас мало времени.
— Чего ты распоряжаешься, а?! Что там трактует нам святой Пафнутий о покорности, а?!
— Ну-у-у… ты сперва добейся этой самой покорности! И какого-то Пафнутия придумал еще! Богохуль…
Через полчаса я все-таки натянул штаны и стал помогать ей одеться.
— Однако, ты ловко обращаешься с платьем!
— Оно очень простое. Я же был внимателен, ибо содержание делает его интересным… для подробного изучения. — я поцеловал плечо и шею, девушка мурлыкнула. — Кстати. Про поехать с тобой… А в договоре, часом, меня не упомянули?
— Не знаю — серьезно сказала она упихивая волосы под капор. — Разговор про тебя был. Такой, знаешь…
— Приценивались?
— Да, пожалуй.
— И сколько за меня давали? Или почем я шел?
— Примерно, как средний замок.
— Даже не знаю — гордиться мне или злиться. Ну, вроде неплохо?
— Я половины не вижу.
— Подожди-ка… Я ведь должен тебе подарок.
— Утро-то еще не наступило… Ой!
— Оно твое. — зеркало в человеческий рост здесь проходило по разряду единорогов… Пока этим не занялся я. Кстати, единороги в качестве рамы были бы очень неплохи. Эх — хорошая мыслЯ, она приходит опосля.
— Господь наш всемогущий!!! Анри? — девушка и зеркало. Вечный сюжет.
— Да?
— Я тебя люблю.
— Я тебя тоже. Не отдавай меня. Оставь себе, будет повод торговаться. Чудес от меня на первое время хватит…
— И не думала. Никакой торговли. Ты — мой!
Мы поцеловались и она убежала. Господи, да ей-же шестнадцати нет!!! Матерь моя женщина, вот не думал в педофилы попасть…
“Ну, тебе тоже не сильно-то много”
“В каком смысле?!”
“И в прямом, и в переносном…”
“Ну, я — то понимал, что делаю…”
“Тяжкий вздох должен тут раздаться. Где ее нижняя рубашка?”
Я огляделся.
“Ничего не валяется, она и не спрашивала. Да не было никакой рубашки.”