— Да, насчет Иерусалима ты прав, время поездки получилось не самое удачное. Как считаешь, мы припасы купим? Или какая-нибудь свита все сожрет?
— Они — пафосно заявил Гильом. — Воины Господа! Негоже нам жаловаться, ибо дело их Святое!
— Не возражаю. Но голодать желания вообще нет…
— Я должен был бы ехать с ними!
— Зачем?.
— Что?!
— Еще спроси “Чего?!”. Ты крестовый поход имеешь в виду?
— Конечно! Неверные захватили Гроб Господень!!!
— Они, если ты забыл, и раньше той землей владели. И Господь как-то справился. Явно без нас… А святых воинов мы вообще по большей части назад не дождёмся. И очень сильно сомневаюсь, что назад что-то отобъем.
— Почему? Они могучи…
— Кто бы спорил. Могучие, доблестные и все такое. Как они добираться будут? Через море поскачут? Корабли тонут. Опираться им в тех землях не на что. Есть нечего — лошадям так точно. И ждут их там отнюдь не рыцари — так что биться придется не на турнирах. Не говоря уже о том, что с амуницией у них плохо, у большинства. Кстати, спорим, что дело не в Граде Иерусалиме?
— А то в чем же? Освободить Гроб Господень — по твоему не достойная цель?!
— Достойнейшая. Прекрасно подходит для того, чтобы её всем объявлять… Лет так примерно четыреста были там неверные — ничего, святость места не пострадала. Потом еще сто — доблестные рыцари, коих оттуда и выкинули. Несмотря на святость, но что важнее несмотря на замки и подготовку. И вот оно опять — ради святости? А много их, владетельных сеньоров, хотя-бы церковь у себя построили, или постоянно к обедне ходят? А тут — смотри-ка, все вдруг озаботились… Ты-то их видел.
— Достаточно сеньору следовать оммажу, вера, и вообще! Всё-таки простолюдину…
— А почему третий сын, некий Гийом де Ла Труа, принес оммаж — напомнить, кому? Еще на любовь сошлись. Сколько таких как ты в свите графов, герцогов, сильных баронов? Многие ли из сильных графов, герцогов, баронов пойдут куда-либо без долгих переговоров? Ты жил в Париже, ты все видел. Помнишь, тот день, когда я сломал тебе руку? Про меня не будем — ты же отлично понял, что госпожу ПРОДАЛИ. И ни ты, ни я, ничего не смогли с этим сделать. И ты мне будешь говорить, что они куда-то ради дел церкви поехали? Сам-то в это веришь?
Возникла длинная пауза.
— Не понял, о чем это я? Или как раз понял? Еще раз на их веру в Господа сошлись… Множество вторых, третьих и так далее сыновей голодны. К славе, богатству, женщинам — и просто голодны. А теперь, вспомни все, что случилось с тобой — и скажи, что это не так.
Паренек задумался. Всё-таки он умен. По настоящему умен, что нечасто встречается.
— Ты все-таки не вполне прав. Вспомни историю короля Сицилии…
— Ты, сучье отродье, проваливай, пока я тебе руки не переломал… — я искренне пытался говорить не громко, да и раздавались тут угрозы пострашнее. Тем не менее, циркач как-то сбледнул с лица и бочком-бочком свалил куда-то.
— Так. Надо молока где-нито раздобыть, может? Или кормилицу нанять?.. Впрочем, ты уж точно не знаешь. Пойду-ка я разузнаю что-нибудь про местных баб.
— Ты как-то прямо засуетился. — заметил Гийом. — Не то чтобы я этому был не рад, но почему ты этого младенца купил-то?
— Потому, что он продавался — и это прекращать надо, или это так в обычае, людьми на манер свиней барыжить?!
— Тихо, тихо. Я ж не нападаю, ты чего? — увещевательно заметил мне спутник. — Все нормально. Ты младенца-то не придуши, кузнец.
— Что?..
— Младенца. Не прижимай так сильно. — сказал Гийом медленно и успокаивающе. — Никто его не отбирает…
— Что ты меня лечишь, а?
— Успокоился? Ну, вот и хорошо.
— Руби. Прямо по мечу.
— Ты сдурел?! Испоганим меч — забыл, сколько копили?!
— Я сделал этот меч. ДЕЛАЙ как я сказал!
Не надо вам, ребятки, знать как я это сделал. Как марганец подмешал в металл и проковывал его уже во время отливки — чего тут вообще не делают. Как ковал его потом две недели. Как пять дней лежал он в углях… Не так у вас делают мечи, я знаю. Но эти три паунда стали — не такие, как вы думаете. Хоть ты, рыцарь и видел все — но ничего не понял.
— Никак. — отрезал я. — Не было такой войны.
Гийом посмотрел на меня не мигая. Он так всегда делает, когда думает.
— Ты говоришь как много повидавший воин.
— Я не воин. Я ничего не видел.
Сказав это, я снова поймал себя на том, что потираю большой и указательный на правой руке. Пыль.