Гийом вцепился в ручку и вдвоем мы все-таки сделали три оборота.
Я расковывал полосу твердой стали с большим трудом, ругая себя за понты. Время, время, время! Остывает, и каждый раз надо греть!
— Нажми, Гийом, нажми! Да не стой же под ногами, святой отец!!!
С трудом, но успели загнуть — и снова я проковываю пакет, надеясь, что все-таки не напутал с флюсом.
Долы проковывал уже в занимающемся рассвете. Ну, будем считать успел — теперь сострогаем лишнее и заточим. Самодельный строгальный станок, конечно, не то что автоподачи — привода не имел. Чтобы легче было выдерживать темп я снова пел
- “…Он ведун, он шаман, он проклят…”
— Переведи мне, Анри. Я хочу знать, на что иду.
- “Сам собою в трех мирах…”
— Зачем поем мы, Кузнец?
— Зовем душу мечу твоему.
— И она придет?
— Уж надеюсь!
— А… чья?
— Не знаю. Душа войдет в него спящей. Проснется — заговорит с тобой.
Молчит. Строгаем, пою я.
— А как я узнаю, что он говорит со мной?
- “Она”, а не “он”. Девы душа идет. Не перепутаешь, рыцарь. Не перепутаешь… “Скоро на охоту, за оленем о семи рогах…” С севера душа её придет. С севера.
— А… как её зовут?
— Не знаю. Тебе она должна назваться.
— Долго ли ждать?
— Пока ты свою душу не сумеешь ей отдать.
Я кинул меч снова в горн — разогрев на последнюю закалку. Теперь он грелся еще тяжелее.
“Хватит дурить парня!”
“Надо же ему что-нибудь рассказать!”
— Зачем ты поешь, Кузнец?..
— Ты думал, что делаю я, когда кую меч? — сказал я, вглядываясь в медленно остывающую полосу металла. — Я открываю дорогу Смерти. Власти. Силе.
— Меч — защитник слабых и угнетенных! Меч — воплощение чести!
— Меч? Или ты взявший его, ведешь этих демонов ко благу? И в мече ли эти демоны — или ты лишь бьешься с ними внутри себя? Что ведет твоей рукой, как не твое сердце… Путь же сердца другому сердцу передаст чаще песня. Начинаешь понимать? Путь не есть владетель, путь не есть творец — но что я делаю, как не творю время и путь этой вещи? И я пою — так путь передаст, надеюсь, мое сердце.
“Пусть сгорают уголья бесчисленных дней в обнаженной груди дотла…”
Я продолжал петь и как-то незаметно погрузился в своеобразный транс.
“Я с тобой говорил языками огня — я не знаю других языков…”
Очнулся только тогда, когда рассвело. Меч “Бастард” был готов — я только закрепил рукоять и отдал его Гийому. Надо бы отполировать — но пока хватит и первичной шлифовки.
— Владей, Гийом Железная Рука. Я обещал — я сделал.
Гийом принял меч и посмотрел на него — в тусклом свете пасмурного утра блик по краю прошел неяркий. Рыцарь взмахнул новым мечом и встал в стойку. Выполнил из неё выход, переход, перенос веса, перехват за лезвие… Он погнал целый цикл — бой с невидимым противником, который и занял около минуты. Он закончил его ударом в полено — которое раскололось.
— Ты великий мастер, Анри. Это… удивительный меч.
— От тебя зависит. — буркнул я и пошел искать ведро с водой. Навалилась усталость.
— Гхрм. — только и смог я ответить. Похоже, прикол зашел слишком далеко.
“Говорила я тебе…”
— Гийом. — сказал я. — Знаешь, ты имеешь полное право злиться — но тогда это была такая шуточка. Это были просто песни, чтобы работать легче. Никакого колдовства не было, я тебе просто на уши возжей накрутил…
— Ага-ага. — ответил, бледно ухмыльнувшись, рыцарь — Вот и я так думал, все два последних года. Только вот не так оно вышло, Стальной. Я, когда всё случилось, её в огонь бросил и убежал. А она проснулась и назад позвала. И голос у неё — серебро стали, а волос её каштановых нет более… Я их не видел — а как задумаюсь, так они на руках моих лежат. Гвендолен зовут её. Гвендолен.
Он гладил клинок пальцами живой руки и прикасался к оголовью губами. Я чувствовал себя лишним.
— Я два дня назад скакал. Коня загнал. Чуть сам не помер, пока искал её в том пепле. Потом мыл её в трех ключах, лучшей тканью ласкал, грел на груди. Гвендолен — так зовут её, меч мой. Проснулась она, Стальной, как ты и говорил. Проснулась в мече моём. Без колец обручили нас, невенчаными жить нам. Мне и моей мечу… Когда она в моей руке — рука моя железная чувствует жар её.
“Ой, мамочки.”
“Поздравляю. Ты тут ничего не сделаешь. Одна диагностика недели на три, для хорошего специалиста…”
— Может мы с тобой тогда и пошутили, Кузнец. Только я в монастыре с ней неделю молился, в обители Святого Иакова. Не гневается Господь. Так что — её зовут Гвендолен.