Он встал.
— Я уверен, что выглядит это странно — но ты-то знаешь. Пусть и отказали мне в венчании с ней…
“А он спрашивал. Однако.”
— Будь добр, относись к ней с надлежащим уважением.
Оставалось только кивнуть.
— Хочу еще просить тебя… Спой мне. Как тогда. Пожалуйста.
Он в такт шептал мой кривой перевод, покачиваясь и прижимая живой левой рукой меч к груди.
— Что это, господин?
— Часы.
— Что?…
Я качнул маятник и наконец-то услышал “Тик-так”. Солидный, четкий звук — теперь посмотрим, насколько точный.
— Время. Я хочу видеть время.
— И где его тут видно, господин?
— Здесь. — показал я на маятник. — Здесь.
— Время стоит на месте, по-твоему? — не удержался от вежливой подколки подмастерье.
Я взял уголек и изобразил “эпициклоиду в изометрической проекции”. Несмотря на плохой рисунок, он смотрел на него минуты две, а потом содрогнулся, как большая лошадь.
— Не пугай меня, пожалуйста, господин! Христа и Девы Марии ради, стоило ли создавать такой ужас…
— Но ведь оно же стоит на месте, разве не так?..
— Оно тащит нас с собой!!!
— Так было до, и так будет после. Ничего не изменилось, Готфрид. Мы только смотрим на него.
За окном ударил полуденный колокол.
— О. — вдруг засобирался Гийом. — Я, пожалуй, вечером зайду…
— Что, прямо и на обед не останешься? Ты ж с утра в дороге?
— Вот именно. Надо тут еще успеть.
— Подожди-ка, благородный рыцарь. Куда успеть?
— Ну-у-у… Тут не очень далеко. — если Стальная Рука начинает юлить как паж, то тут что-то нечисто!
— Ты что, вдовицу какую-то себе нашел?
— Понятия не имею, вдова она там или нет. Все, я пошел, а то они там все сожрут.
— Ну-ка, я с тобой схожу!!!
По дороге понукаемый мной Гийом рассказал мне историю о том, как три недели назад возвращаясь в субботу через Каменные ворота он (с голодухи) напросился на обед к бригаде каменщиков, которых на тот момент проверял. Дело было вполне обычное, хотя кормили у них посредственно. И тут! Оказалось, что по субботам их повариха уезжает куда-то к родне на воскресную обедню и заменяет ее некая бедная девушка Марта, которую повариха вроде как по доброте душевной на свое место продвинула…
В результате как-то так получается, что по субботам с артелью кормится еще человек пятнадцать, причем совершенно не задерживаются за это заплатить — почему артель и не возражает.
Ну Гийом тоже — рыцарь-не рыцарь — а стал там по субботам столоваться. Главное дело оказалось к обеду не опаздывать, потому как может и не хватить.
Марта очень старалась. Очень. Денег не было совсем, а тут — хоть десяток пфеннингов, да еще две-три стирки и им уже хватало на хлеб. Она всегда любила готовить — только обычно было не из чего. Так что не так уж это было и трудно, пусть и в субботу. Только много.
В тот день все шло как обычно, вот только когда этот человек вошел — с тем воином, что третью неделю приходил, так все сразу примолкли. Не очень высокий, выбрит чисто, волос русый, сам такой — крепкий… вообще-то, очень крепкий. Одет так — добротно. Глаза зеленые, внимательные, не злые — только немного грустные. Как вошел — сразу поняла она, что это именно на нее он смотрит. Не на грудь пялился, не на бедра, в глаза ей посмотрел, и не мельком — в душу прямо глянул. У нее прямо сразу сердце забилось, но она себе сразу сказала — не про неё это господин. Не про неё. Но не прикажешь сердцу, все надеется, глупое.
Мне налили вместе со всеми. После второй ложки похлебки я задумался, а к пятой ложке решил, что Я ТУТ ГЛАВНЫЙ. Встал, отодвинул всех нахалов от раздачи, и спросил.
— Почтенная Марта, скажи пожалуйста, а в остальную неделю ты чем занимаешься?
— Я… — щеки Марты стали пунцовыми как яблоки, и она почти прошептала куда-то в пол. — Немножко посуду, убираю…, могу зашить что-то, добрый господин… Я совсем-совсем недорого…
Ну, если девушка в свои восемнадцать-двадцать толпу чужих мужиков кормит — мужа и отца, достойных внимания, у нее, очевидно, нет.
— Не желаешь ли ты, Марта, пойти готовить на мою кухню? Кладу тебе два пфенинга в месяц…
Окружающие ухнули.
— … для начала. А вы свою кухню заведите — оглядел я их. — И два пфенинга в месяц. Тогда тоже будете кухарок сманивать. Дело, почтенная Марта, верное — спроси кого хочешь, я человек при деньгах, в дурном не замечен. Комнату в доме даю. Двух мальчишек на рынок ходить — само собой, кухари у нас есть — да стареет мой повар, горюет, что не станет над ними ними достойного начальства…