Выбрать главу

Тимка пошевелился. Протянул ладонь к костру. И посмотрел на Альку. Алька жестикулировала, щурилась, озабоченно хмурилась… Длинные волосы заботливо прикрывали лицо, так что в отблесках пламени виден был немножко курносый нос и краешек глаза.

— …сделала в газете дырку. Ну, думает, если ты шпион, я живой не дамся, — Алька осеклась, почувствовав на себе Тимкин взгляд. Мгновение длилась пауза… — Ну, а дальше все просто. Электричка остановилась, Сергеевна дождалась, пока объявят, что двери закрываются, и как сиганет в двери. Каблук сломала итальянский. А потом ей в голову новая мысль: «Чего это мафия будет за мной по всему городу шастать? Если уж они меня засекли, так и ждут где-то здесь в лесочке…» — Алька тревожно огляделась и вновь перешла на шепот. — Как она рванет! Бегом! Тут и второй каблук сломала. Ита… итальянский. Прорвалась через лес. Вот уже калитка. Открыла она калитку и думает: «Какая я дура! Это меня подруга завела. А ничего и не было. Какая глупость эта мафия!» Только она так подумала, как неподалеку в кустах что-то ка-ак рявкнет, ка-ак осветится все красным и жутким. Ка-ак Сергеевна закричит: «Не подходи!!! Я сама всех поубиваю!» Забежала на крыльцо и скорее за дверь. Закрылась на все задвижки и еще сундук тяжеленный к двери притащила. Потом напилась снотворного — и спать. Пусть, думает, во сне грабят и режут. А когда проснулась, смотрит: утро. Во дворе «скорая». И хозяйка, что ей полдома сдавала под дачу, рыдает-плачет. Сергеевна окно открыла и спрашивает: «В чем дело, что произошло?» А хозяйка: «Представляете, ночью муж вышел покурить, только высморкался, как налетела какая-то дура, бандитка, и как заорет: "Убью!!! Зарежу!!!" А у него — инфаркт».

Алька замолчала и подозрительно огляделась.

— Я вам вот что скажу, — дед приподнялся. — Вы как хотите, а я пошел спать. Потому что вставать мне рано…

И дед пошел спать. Забрался в палатку и еще долго там шуршал и кряхтел, устраиваясь поудобнее.

— Красивую дырку ты сделал, Тимка, — заметил дед из палатки, — небо видать. Очень романтично. Очень.

Наконец дед перестал ворочаться и умиротворенно засопел.

— Тим, — позвала шепотом Алька.

Тимка поежился: — Похолодало, что ли…

— Это, Тим, костер приподгас… — Алька пошевелила «кочергой» угли. — Это костер приподгас…

Совсем уже даже погас, — сказал Тимка. В палатке сиротливо сопел похрапывал дед.

— Когда вы уезжаете?

Тимка пожал плечами:

— Сейчас вернемся в город, предки как раз ремонт завершат. Без ремонта — никак. Билеты уже купили… И визы оформили. Так что завтра вечером в Москву, а там еще, может, ждать сколько-то придется, и самолетом… Один только дед не едет.

Тимка протянул к костру руки и замолчал.

Алька шевелила «кочергой» угли, и по ее лицу нельзя было понять, думает она о чем-то своем или слушает.

— Так что Толику… ну, Петракову, привет передай. Он сейчас в лагере… Не забудь, скажи, что те четыре ролика… ну, роликовых подшипника, — его. И нож с костяной ручкой… Там хоть лезвия и обломанные, но можно их поменять, если захочет. А так ножичек еще совсем хороший… — заученно говорил Тимка. Наверно, мысленно он не раз повторял эти слова.

— А как же я? — вдруг спросила Алька, и ее голос дрогнул.

У Тимки стало скверно на душе.

— Я не знаю, Аль… — прошептал Тимка. — Честное слово.

Алька отвела взгляд. Кажется, светало. Впрочем, это неудивительно. Летом ведь светает рано. Темнота посерела, и кое-где проступили смутные очертания сосновых стволов. Пухлая подушка тумана улеглась на реку. Осторожно тронула воздух птичья трель. И опять все напряженно замерло.

— Я тебя жалею, — вдруг нарушила паузу Алька и, легко коснувшись Тимкиной руки, погладила ее два раза. — Я запомню… — сказала Алька, — я попробую.

Потом было утро. Но не всегда бывает такое утро. Все проспали. Евгений Иванович проснулся первым и, поглядев на часы, закричал:

— Подъем! Рота, в ружье! Недисциплинированные люди!

Спросонья плохо соображая, что к чему, Тимка выбрался из палатки. Поежился, огляделся, сделал несколько шагов и, зацепившись за «систему безопасности», с грохотом растянулся на траве.

Услышав грохот, Алька двинула острым коленом Евгения Ивановича в грудь, высунула из палатки голову и обнаружила торчавшие из травы Тимкины ноги.