Выбрать главу

За всеми справками Организационное бюро по созыву с'езда просит обращаться по адресу: Москва, Никитский бульвар, д. N 8 Дом Печати, Мандатная комиссия.

стр. 18

ЗВЕНО.

Ежик.

Звеном звенит звено, Прикованное к цепи. Сообщества давно Не видел я нелепей. Со стариками молодежь Застряла лет так за-сто, Зато у них найдешь Самовлюбленность часто. Эх мы, да мы, да мы. Да что там пролетарий, Мы - старожилы тьмы И кто нас в этом старей.

стр. 19

Николай Полетаев.

О ТРУДОВОЙ СТИХИИ В ПОЭЗИИ.

Не даром в старое время называли поэтов пророками. Поэзия всегда шла впереди жизни. Еще лет десять тому назад, до войны и до революции, когда жизнь еще катилась мирно и гладко и на первый взгляд не было еще и признаков грядущих потрясений, в поэзии уже тогда появилось сильное недовольство прежними формами, а следовательно и содержанием. Очень нашумели тогда футуристы, отвергавшие всю прежнюю поэзию, начиная с ее формы и кончая содержанием, но своего нового, ценного почти не давшие, ибо они все-таки не изменили содержания поэзии, а только усложнили форму, где изуродовав ее, а где и обновив.

Наиболее же провидящие и наиболее искренние представители поэзии, как напр., Андрей Белый, стали прямо заявлять, что слово изжило само себя, что оно недостаточно для выражения теперешнего содержания жизни, что наступил "кризис слова".

В настоящее время представляется необходимым поставить на очередь дня этот большой, сложный и крайне важный для самой жизни вопрос: действительно ли слово изжило себя, как утверждает Андрей Белый, или же кризис заключается в том, что изжило себя многое в содержании прежней поэзии, и многого чего-то недостает.

Говорю: изжило себя многое в содержании, а не само содержание поэзии, ибо таковое вечно и неисчерпаемо, как природа и как человек; но обновление этого содержания, но перемещение некоторых центров необходимо.

В этой небольшой статейке вовсе не беру на себя обязанности всесторонне осветить этот большой вопрос, а только ставлю его, повторяю, на очередь дня.

И только одно несоответствие является для меня совершенно несомненным и, думается, крайне важным:

Почему в прежней поэзии такое важное значение придавалось половой любви человека, и такое по сравнению малое значение - труду, творчеству человека, между тем как в жизни миллионов людей, крестьян и рабочих, труд имеет огромное значение.

Думаю: никто не усомнится в том, что в труде, в самом обычном простом труде, ну хотя бы в труде дворника, подметающего мостовую после дождя, не меньше поэзии, чем в отношениях между полами, а знаете ли вы хотя одно стихотворение, посвященное этому действию человека, между тем у всякого разболится голова, если он вздумает перечитать все стихи, содержание коих определяется в такой формуле:

Луна

Балкон

Она

И он.

стр. 20

Кроме того мы знаем массу имен писателей, посвятивших себя воспеванию даже не простой любви человеческой, как она есть, а исключительно отклонениям в этой любви, ее извращениям.

Почему такое странное несоответствие?

Очевидно потому, что люди близкие к труду, рабочие, были очень далеки от поэзии и как производители ее и как потребители.

Недавно в разговоре со мной, один из лучших знатоков поэзии в России, Андрей Белый, сказал мне:

- Знаете что? В ваших стихах, в стихах Казина, Герасимова, Александровского, есть что-то новое...

Я переспросил:

- Может быть, так что-нибудь?

- Нет, знаете, все новое, ритм особый, но что такое это новое, я не знаю.

Долго думал я над словами Белого и вспомнил, как он в бытность нашу в Московском Пролеткульте, разбирал стихотворение Казина "Каменщик". Вот оно слово в слово:

Бреду я домой, на Пресню, Сочится усталость в плечах, А фартук красную песню Потемкам поет о кирпичах. Поет он, как выше, выше Я с ношей красной лез, Казалось до самой крыши, До синей крыши небес. Глаза каруселью кружило, Туманился ветра клич, Утро тоже взносило, Взносило красный кирпич. Бреду я домой на Пресню, Сочится усталость в плечах, А фартук красную песню Потемкам поет о кирпичах.